На пути в Индию. Персидский поход 1722–1723 гг. - страница 26

. Пётр I войны с Турцией не желал, но и поступиться завоёванными провинциями, на которые возлагал столько надежд, не мог. На границе «между Азова и Транжамента» российские «комиссары» полковник Иван Тевяшов и асессор Коллегии иностранных дел Михаил Ларионов несколько раз съезжались с турецкими чиновниками для урегулирования последствий грабежа казаками Краснощёкова турецких купцов. Арестованный атаман признал грех, но настаивал, что его донцы поживились не на заявленные турками 100 тысяч левков (66 666 рублей), а всего-то на 10 или 15 тысяч рублей; взятое уже давно разделено и потрачено, а потому взыскать с казаков нечего. 10 февраля царь указал Сенату выплатить туркам подтверждённые атаманом 15 тысяч рублей в счёт будущего казацкого жалованья[135]. (В 1726 году императрица Екатерина I простила Краснощёкова и другого арестованного за грабежи атамана Данилу Ефремова и послала обоих обратно в Дагестан. Позднее «Хромой Иван» ещё дважды — в 1727–1728 и 1733–1734 годах — водил донцов на Кавказ и заслужил известность и у своих, и у горцев.)

Весной 1723 года оборонительные мероприятия проводились вдоль всей южной границы от Волги до Днепра. 7 апреля Пётр назначил командующим на Украине одного из лучших российских полководцев — генерал-аншефа князя М.М. Голицына; ему были подчинены украинские казацкие полки, Войско Донское, воронежский губернатор, белгородский и севский воеводы. Для обороны от возможного турецкого «предвосприятия» император распорядился организовать шесть полков ландмилиции (пограничных военных формирований из местного населения); сделать сигнальные маяки, шанцы и полевые редуты; строить суда в Воронеже и Брянске для воссоздания Донской и создания Днепровской речных флотилий[136].

Но вопрос о войне и мире решался в Стамбуле. Визирь Ибрагим-паша, положивший много сил на упорядочение финансов и сокращение расходов Порты, не хотел войны с северным соседом. С ним был солидарен французский посол в Турции Жан Луи д'Юссон маркиз де Бонак, к посредничеству которого прибегнул Петербург. Мир с Россией в то время соответствовал французским интересам: Париж имел возможность с помощью турок угрожать Вене — своей главной сопернице в Европе; к тому же в Петербурге велись переговоры о заключении союза с Францией и браке дочери царя Елизаветы с сыном герцога Орлеанского, регента при юном короле Людовике XV. Русский резидент тоже не терял времени и одаривал турецких чиновников, предоставлявших ему копии важных документов. За ноябрь-декабрь 1722 года Неплюев раскошелился на 7 754 левка (половина этой суммы пошла на подарки реису-эфенди), а с 9 января по 14 февраля 1723 года — ещё на 2 569 рублей и 7 431 левок[137]. Денег, присылаемых из Петербурга, не хватало, и резидент брал взаймы у голландских дипломатов и константинопольских греков.

Но соглашение давалось непросто. Едва в Стамбуле согласились на переговоры при французской «медиации», как ситуация обострилась: в июне 1723 года турецкие войска вторглись в «персидскую» Грузию и взяли Тифлис, а русские вошли в Баку. Вслед за тем в итальянских газетах был опубликован присланный из Вены текст русско-иранского договора — раньше, чем сам Неплюев получил его из Петербурга. Разгневанные турки стали угрожать войной; визирь даже пообещал русскому резиденту «почётное» место в обозе отправлявшейся в поход турецкой армии.

Пока Неплюев уговаривал визиря в Стамбуле, посол шаха Тахмаспа, доставленный в августе 1723 года в Петербург, оказался намного сговорчивее. Измаил-бек официально попросил представителей России «о помощи и обороне от неприятеля» и объявил: если царь «пожелает себе какие места» в Иране, то «что угодно его величеству будет, то б он, посол, всё делал и поступал во всём по воле его величества, и для того он, посол, от шаха уполномочен и может всё делать»[138]. В подтверждение своих широких полномочий посол предъявил данный ему шахом наказ: «Что по твоему разсуждению достойно изображено будет, того тебе и чинить»