На распутье - страница 7

стр.

Холба все говорит. Изредка посматривает в мою сторону, но, думается, меня не видит, а просто отдает мне должное как председательствующему; судя по всему, он всецело поглощен своим докладом. Руки его машинально шарят по столу, что-то ищут, иногда берут пепельницу, поворачивают, отодвигают, сметают пепел со стола и снова тянутся к пепельнице.

— В отчете за второй квартал, то есть за период после реорганизации, много места отведено именно ей. Мы целый год терзались сомнениями, прежде чем решились наконец на крупную внутреннюю перестройку; укрупнение, само собой, коснулось очень и очень многих людей, кое-кого пришлось повысить, а кое-кого и понизить. Повсюду это, естественно, вызвало много обид и нареканий. Поэтому не удивительно, что никто не спешил совать руку в этот муравейник. Но в конце концов в силу целого ряда причин все же пришлось. Пока мы проводили реорганизацию в связи с укрупнением, у нас отобрали целый ряд изделий, в том числе самые выгодные и рентабельные, а выделили взамен самые трудоемкие и убыточные, такие, как металлорежущий агрегат «ЭХТ». Поэтому-то мы и хромаем на обе ноги, ведь на нас свалилось сразу все: модернизация, уменьшение веса изделий, повышение производительности труда и качества выпускаемой продукции, сокращение сроков, полнейшая реконструкция наших филиалов, бывших ранее самостоятельными заводами… Примерно за полгода мы дважды провели коренную перестройку структуры планово-производственного отдела, перебросили туда нескольких молодых специалистов, занятых ранее непосредственно на производстве, премиальную систему отдела построили с таким расчетом, чтобы размеры премий совершенно не зависели от производственных показателей, и разработали (этим главным образом занимался Холба) подробную рабочую программу, которая ставила перед отделом конкретные задачи по развитию производства и проведению исследовательских работ. Так прошел первый квартал, теперь уже второй на исходе. Если бы не этот несчастный случай, мы, пожалуй, могли бы сказать, что пришли к сегодняшнему дню с положительными результатами. Впервые за все время своего существования. До этого мы сорвали поставку значительной партии изделий на экспорт, так как большинство деталей, подвергавшихся закалке, ушло в брак. Складских запасов у нас не имелось, да и сейчас нет, что все еще является нашим узким местом. Поэтому так и получилось: пока сольнокский филиал отливал, пока в Кёбане обрабатывали, пока у нас закаливали… Отсюда следует: во-первых, калильный цех нужно перевести в Кёбаню, а во-вторых…

Я слежу за рукой Холбы, вижу, как он подхватывает пальцами пепельницу и поворачивает ее. Шлифованные грани хрусталя переливаются на солнце сине-желтыми оттенками. «Если бы не этот несчастный случай… — думаю я. — Если бы Пали поднялся наверх и ему удалось…»

Холба все говорит и говорит.

«Если бы поднялся не Пали, а я, и мне удалось… Если бы поднялся я, а не Пали, и мне не удалось… После того как почтили бы мою память минутой молчания, точно так же докладывал бы Холба. На этом же самом месте, справа от меня. Только вместо меня сидел бы кто-то другой. Кто? — Пытливо всматриваюсь в каждого из присутствующих. — О чем бы они думали в течение той скорбной минуты, которую посвятили бы памяти обо мне? О чем они думали теперь, отдавая дань уважения Пали? Если бы удалось, Холба говорил бы сейчас о больших достижениях, в итоговых сводках фигурировали бы высокие показатели и в конце квартала впервые за два года вся эта братия получила бы на руки изрядную сумму премиальных. Если бы Пали повезло, то… Неужели ради этого погиб Пали?»

«Интересы завода здесь ни во что не ставят!» — звенит у меня в ушах мой собственный голос.

Холба шевелит губами, изредка для большей убедительности кивает головой, машинально сметает со стола пепел, поправляет галстук и говорит, говорит. Ромхани закрыл глаза, сложил на животе руки, откинулся назад, дремлет или вдыхает аромат герани; толстяк Сюч о чем-то задумался, может быть, вспоминает Гергея, своего предшественника; директор сольнокского филиала Чечи ковыряет в ушах…