На росстанях - страница 18

стр.

Габрыня сразу же вышла и вскоре вернулась с сестрой, стройной, смуглой девушкой лет шестнадцати, с тонкими, красиво очерченными бровями. Выражение ее темных больших глаз часто менялось: то в них искрился веселый, задорный смех, то светилась какая-то грусть и та серьезность, которая создавала впечатление, будто девушка много передумала и пережила.

Разговор вели главным образом подловчий с учителем, а все остальные слушали и только изредка вставляли свое слово. Было видно, что присутствие подловчего сдерживало их, заставляло не выходить за определенные границы, явившиеся результатом опыта совместной жизни.

Баранкевич с большой симпатией вспоминал учителя, которого сменил Лобанович.

— Что мне нравится в пане Турсевиче, так это то, что он умел поставить себя в каждом кругу общества и всегда сохранял собственное достоинство, — сказал подловчий.

— Турсевич мой учитель и мой земляк, из одной волости. Я считаю его одним из выдающихся учителей и работников. Он не только хорошо ведет дело в школе, но и много работает над собой. Человек много читал и много думал. Это один из тех моих друзей, которых я очень ценю и уважаю.

— Как же, паночку, он был вашим учителем? Сдается, разница в ваших летах не такая большая? — спросил Баранкевич.

— Он старше меня года на четыре. Когда он окончил начальную школу, я еще только начинал учиться. Он целую зиму был моим директором [В старой, дореволюционной Беларуси за недостатком школ некоторые крестьяне, желая научить своих детей читать и писать, брали в дом грамотного подростка, окончившего сельскую школу. Этих кочующих из дома в дом маленьких учителей называли "директорами"], моим и моих братьев.

— А, разве что так.

— Так вы хорошо знаете Турсевича? — спросила пани подловчая. — Ах, какой это был редкий человек! — добавила она и взглянула на мужа, словно желая прочитать на его лице, хорошо ли она сказала.

— Пан Турсевич в школе был строгий, — отозвался маленький Чэсь, стоя у кафельной печи.

Баранкевич повернул голову в сторону сына и смеясь проговорил:

— А что с вами иначе сделаешь? Дай вам волю, так вы и школу перевернете и толку из вас никакого не будет.

Барышни засмеялись.

— Я вот буду просить пана учителя, чтобы тебя чаще на колени ставил да еще гречихи подсыпал.

— У пана учителя и гречихи нет, — сказала Ядвися и вскинула на Лобановича свои веселые, смешливые глаза.

Лобанович взглянул на нее. "Славная девчонка", — подумал он.

— Ну, тогда я пришлю ему целую осьмину, — сказал подловчий.

— Чэсь будет у меня таким хорошим учеником, что до гречихи у нас не дойдет. Правда, Чэсю?

Сестры снова засмеялись. Чэся они знали лучше, чем их гость, и относительно гречихи, как видно, склонялись к точке зрения отца.

Чэсь опустил голову, видимо не совсем уверенный в том, что дело может для него обойтись без гречихи.

— Ну, как там чай? — спросил Баранкевич жену.

Та сразу же встала, кивнула Габрыне и вышла вместе с нею.

Стол застлали, принесли тарелки с ветчиной, которую умеют так хорошо приготовлять в Беларуси, и сели пить чай. Лобанович чувствовал себя хорошо и свободно и все время вел разговор то с хозяевами, то с барышнями. Подловчий, выпив стакан, поднялся, попросил прощения, что не может дольше оставаться, так как вынужден уехать по служебным делам, и вышел.

После его ухода паненки почувствовали себя свободнее. Они смеялись, шутили, расспрашивали учителя обо всем — был ли он в волости, с кем там познакомился и кого как находит.

— А вы не знаете панны Марины? — спросила учителя Ядвися.

— А кто она такая? — спросил Лобанович. — Живет здесь у будочника одна панна.

— Я сегодня встретил одну очень красивую девушку Как раз на железной дороге. Может быть, это и есть панна Марина?

— Да, это она, — проговорила Ядвися, расспросив, как она выглядит.

Паненки на прощание несколько раз напоминали Лобановичу, чтобы он чаще заходил к ним.


X


Как раз за день до введения пресвятой богородицы, праздника, который приходится на 21 ноября, перед жителями деревни Тельшино встал очень важный вопрос: когда праздновать этот праздник — сегодня или завтра? И возник этот вопрос, как возникают обычно все важные вопросы, случайно.