На росстанях - страница 7
"А-а, это и есть тот землемер, в чью дочь все здешние кавалеры влюблены. Так вот где живет она, эта красуня!"
Лобанович припомнил разговор со своей сторожихой и с любопытством еще раз взглянул на усадьбу. Послушное и услужливое воображение уже рисовало ему чудесную девушку, этот нежный и красивый цветок, взращенный в глухих полесских лесах. Слово "девушка" всегда вызывало в душе Лобановича прекрасный и чистый образ, на который можно смотреть, которым можно любоваться только издали. И теперь он припомнил два или три случая в своей жизни, когда образ девушки глубоко западал в его сердце, но он и намеками не сказал никому об этом. А раз в дочь землемера все влюблены, то она, несомненно, верх красоты. Еще не видя ее, учитель почувствовал, что она уже имеет над ним какую-то власть. Ему хотелось хоть взглянуть на нее, и на протяжении всего остального пути он думал о дочери землемера, он уже встречался с нею, заинтересовал ее и чуть ли не заслонил собой всех ее кавалеров.
IV
Последний раз расступился лес, и глазам учителя открылась широкая, круглая полянка, веселая и приветливая. Лобанович вздохнул с облегчением, словно с его плеч свалилась какая-то тяжесть, — тряская, покрытая корнями дорога и глухой лес все же надокучили ему. Тем приятнее было увидеть крыши человеческих строений и трубы домов, над которыми кое-где курился еще синеватый дымок.
Довольно большая деревня вытянулась в одну линию, и только возле церкви, на пригорке, хаты расположились гуще и шире. Слева, в конце деревни, стоял дом волостного правления с двумя высокими красными трубами над почерневшей крышей. Напротив, на другой стороне улицы, виднелась школа с белыми ставнями и с двумя или тремя развесистыми вязами возле нее. У въезда в деревню, немного на отшибе, печально ютилась старенькая деревянная церковка. Теперь она стояла одинокая, заброшенная, забытая, и только богобоязненный путник, проходя мимо нее, останавливался и крестился, набожно склонив голову. По одну и по другую стороны деревни стояли ветряные мельницы, как страшилища, широко раскинув свои крылья. Одни мельницы были в живом движении, весело поднимали и опускали крылья, а другие стояли молча, недвижимо и имели такой вид, словно были чем-то удивлены и спрашивали: "А почему же мы стоим без работы?"
Проехав небольшую гать, телега покатилась по широкой улице. Народ расходился из церкви. Старые полешуки при встрече почтительно кланялись, а молодые девчата и проворные молодицы, нарядные, словно маки в огороде, подталкивали одна другую, перемигивались и бросали смешливые взгляды в сторону молодого учителя, который впервые появился здесь.
Подъехав к школе, Лобанович соскочил с телеги и взошел на крыльцо. Дверь была заперта, Лобанович постучал. В глубине квартиры тотчас же стукнул отодвигаемый стул и послышались шаги. Дверь открылась.
— Простите. Дома учитель?
— Вот я. Заходите, пожалуйста.
Лобанович пошел за хозяином, неуклюже ступая онемевшими ногами.
— Разрешите познакомиться: ваш коллега и сосед Лобанович, — назвал себя гость.
— Соханюк, здешний педагог. Будьте добры, снимайте пальто, садитесь.
Гость и хозяин сели возле стола.
— Вы новенький и в наших краях впервые?
— Новоиспеченный и в ваших трущобах имею честь быть впервые, — сказал с усмешкой Лобанович.
— Ну как, нравится вам ваше место?
— Лучшего места я и не ждал. Тихое, глухое, ничто не помешает вести работу, — проговорил Лобанович.
Соханюк звонко засмеялся.
— Ах вы, идеалисты, идеалисты! Надолго ли хватит вам этого идеализма?.. И тем не менее впервые вижу человека, который так высоко ставит глушь, да еще такую, как ваша.
— У вас здесь, извините, еще большая глушь.
— Как так? — удивился Соханюк. — У нас волость, общество: батюшка, писарь, фельдшер, урядник, псаломщик, да и со стороны люди чаще наведываются.
— И, вероятно, из Завитанок сюда кое-кто заглядывает, — шутливо, в тон хозяину, проговорил Лобанович и бросил на него пристальный взгляд.
Хозяин немного смутился, так как и он смотрел завистливым оком на дочь пана землемера и сразу понял, куда метит его сосед.
— А вы разве были в Завитанках? — спросил Соханюк.