На седьмом небе [СИ] - страница 5
Моя заскулила и посмотрела в глаза.
Но не тебе ходить и проверять. Правильно, Хэнк? Когда уже двадцатый год находишься под программой защиты свидетелей, невольно начинаешь привыкать к странностям. К скрипящим дверям, к теням, к собственным кислым снам. Ну, и к рычащему псу. Ко всему простому, что обычный человек не заметит, но вот твое — конкретно твое — сердце непременно возьмет и забарахлит.
Наверное, в ту секунду оно вообще не билось. Потому что, если бы оно билось — если бы застучало прямо в голове (по ушам), я бы не сделал ни шагу вперед. Я бы не вышел на крыльцо и не включил бы свет во дворе. Не дал бы темноте себя увидеть. Не дал бы кустам смотреть.
Конечно же, там ничего не было. Потому что оно бы в любом случае притаилось, а ты — идиот, Андерсон.
Жаль, что понять это можно только сейчас. Когда во рту лишь один вкус — собственной крови, но губы все равно высохли. Ты хочешь дышать и плеваться, зашить весь живот только затем, чтобы доползти до собак, проверить их пульс и решить, где твоя.
Где твоя, Андерсон, а? Где твоя?
Я смотрю на Коннора, гипнотизирую, сжигаю все его тело одним только взглядом. Когда его рука шевелится, я почти кричу. От радости даже в груди колет. На пределе собственных сил я разлепляю губы, чтобы произнести его имя, чтобы позвать, чтобы шел, возвращался на голос. Но его рука падает, потому что из-под нее выбирается Нэнси. Она валится рядом, в снег, высовывает язык, скулит и лижет его, пытается отдышаться, пытается пить талую воду — как есть. Затем поворачивает голову и прячет нос в чужой ладони. Я смотрю на красные пальцы, смотрю на язык собаки, смотрю на Коннора, на его руку, считаю и обещаю себе, что когда закончу, обязательно встану.
Один.
У него была сестра. И они были похожи, очень похожи. Наверное, близнецы. Взгляд у Кэрри был такой же — смотрела она словно в голову, в твою самую личную часть, но не говорила об этом. Оставляла секрет, который находила, себе — и в этом была просто копией Лоусона. Я тогда заехал к ним. Единственный раз — хотел вернуть книгу, которую Коннор забыл в машине. Ему было не до нее — он пытался удержать Алису, прижал ее близко-близко к себе, потому что девочка плакала, но, оказавшись в его руках, перестала.
Я вообще заметил, что вещи менялись, когда он к ним прикасался.
— Так, значит, вы Андерсон, — произнесла Кэрри и открыла дверь шире.
— Значит, да, — она меня всего просканировала, прежде чем пропустить. А затем улыбнулась, уже по-своему, стоило лишь подумать, что глядя в ее глаза — устанешь сравнивать с братом. А затем она изменилась опять, стоило Коннору вырасти за ее спиной, положить руки на плечи, пробежаться пальцами и пойти мне на встречу.
— Хэнк, — он кивнул и тут же их убрал, спрятал за спиной (очевидно — свел в замок), как будто я не заслуживал даже рукопожатия. После того случая в тире — после моей реакции — он вообще старался лишний раз меня не касаться, и в его глазах я не заслуживал ничего. Ни привет, нихрена, ни че го — лишь свое имя. То, что у меня и так было, но для Лоусона это словно казалось достаточным — он не мог дать мне больше.
Я заметил, что он прятал руки, потому если для всех людей это акт доброй воли, то для него — что-то личное.
Он просто так тебя не коснется, не потянется к тебе. Уж поверь.
Я протянул ему книгу, без слов, а он посмотрел на нее так, словно держал я не сборник стихов Бродского, а труп Алисы Уильямс.
Кэрри отреагировала быстрее, чем я успел хоть что-то понять.
— Это мое вообще-то, — она прошла мимо Лоусона, толкнув того в плечо, и забрала ее. Пролистала, снова посмотрела на меня: — где это было? — Затем развернулась к Коннору: — где ты ее оставил?
Он выглядел так, словно мы передавали не издание двухтысячного года, а мертвое тело девочки. Замер, как статуя, смотрел на сестру, словно она вдруг оказалась человеком не в то время, не в том месте. Не в той семье, не с тем братом.
— Эм, мы были на задании. Он не мог ее держать, потому что держал ребенка. Ее зовут Алиса, мы везли ее в больницу, и Коннора заодно. У него ладони были исполосованы, тоже после задания. Так что он в любом случае бы не смог. А потом как-то ну не до этого было, — я объяснил, как мог.