Начало осени - страница 7

стр.

— Все вы так. Чуть дойдет до горячего, сразу лечиться готовы. В отделении решат, как с тобой быть.

На пустынной улице его окликнул шофер, топтавшийся неподалеку от выхода из вытрезвителя.

— Ты вроде местный, давай где-нибудь флакончик возьмем, поправиться надо.

— А сколько у тебя?

— Трояк…

Колька с минуту подумал, куда можно в эту пору податься.

— Пошли! — Он решительно повернул направо.

Шофер поспешил за ним…


Столовая в профилактории большая, три зала, вход. На высоком крыльце стоит врач, помощник начальника по режиму и завстоловой. Рожа у зава что надо. Врач нет-нет да и тормознет иного, посмотрит на руки — чисты ли? Гигиену соблюдает.

В гулком туманном зале второй отряд занимает десять длинных столов, по обеим сторонам которых стоят такие же длинные, облощенные штанами лавки. Стопка шлюмок — серых алюминиевых мисок, рядом — десяток ложек, в их черенках просверлены дырочки, и они насажены на кусок проволоки, как чехонь на кукан. Бригадир уемистым половником разливает по шлюмкам жидкий крупяной суп.

Колька двинул к себе теплую миску, начал не торопясь, но споро хлебать. На воле он в последние месяцы, считай, не ел ничего, а тут рубает — за уши не оттянешь. В супце ему попался здоровенный лавровый лист. «К письму», — вспомнилась старая солдатская примета. «Однако писем ждать не от кого… И сколько в эту баланду лаврушки кладут! Она вроде дух мясной дает. Мяса-то в котел всего ничего попадает, да и его в мешке варят. Хоть бы раз шматочек выловить».

Допивая отдающий старым веником чай, он привычно обвел глазами длинный зал, полный неясных голосов, шипения кухни, четкого брякания ложек о миски. Беленый потолок опирается на тонкие подтоварины, в простенках меж окон белым по синему лозунги: «Пьянство — добровольное безумие!», «Алкоголь страшнее голода, войны и чумы». И так далее…

В стене напротив три окошка. Из одного получают бачки с супом, из второго хлеб и сахар, это хлеборезка, а из третьего — миски и ложки, для удобства счета насаженные по десятку на проволоку. Сюда же, в ложкомойку, сносят грязную посуду. Если хотят сравнить нечто, далеко отстоящее от другого, то говорят: это как от ложкомоя до хлебореза. Далеко, значит. Из стены, возле хлеборезки, выпирает темный лоб котла, внизу медный кран — кипяток. Его пей сколько влезет.

Над окошками, где получают пайки — видна парная часть кухонного нутра, — висит фанерный щит в темной рамке. Красным по желтому заголовок: «Суточная норма отпуска продуктов лицам, находящимся в лечебно-трудовом профилактории». Ниже, черным, нормы, начиная с хлеба ржаного — четыреста граммов — и кончая черным или зеленым чаем без сортов — три грамма. Кто-то перевел граммы в калории, подвел жирную черту и подытожил: две тысячи семьсот.

Столько калорий в сутки, не больше и не меньше, положено одному профилактируемому (так официально именуются элтепешники). А уж там веревки он плетет или на кирпичной кладке убивается — не важно.

Однако не голодали, жаловаться грех. В шизо — штрафном изоляторе — кормежка, конечно, хужее, но там и работы поменьше. Сиди себе, шей дерюжные рукавицы. Одноэтажное здание красного кирпича с решетками на окнах стоит посреди жилой зоны. С полгода назад к Юрику на свидание приехала жена, и он раскрутил ее на бутылку. Колька попался пьяным дежурному прапорщику, и его заперли на десять суток в шизо.

С Юриком Колька знаком сто лет, на воле соседями были и здесь в одном отряде, даже в одной бригаде, только Юрик сюда попал чуть позже. Его в ЛТП жена определила — плохо дома себя вел, дрался. А как ему было не драться, когда она такие фокусы устраивала? Теперь на свиданки ездит. Баб не поймешь…

А три месяца назад — анекдот! — привозят Седого. Как выпустили его из карантина, он сразу к ним: ребятушки, вы меня в свою бригаду возьмите, а я вам отслужу. Колька попросил Бугра, и тот взял Седого. Пусть, говорит, на подхвате будет. Он малость чокнутый, но безвредный и ни от какой работы не отказывается. Вон, примостился с краю стола, супец наворачивает.

Крикнули выходить. Бригадники не спеша подымались от разоренных столов, тянулись к выходу. У крыльца, где строились отряды, закуривали. Вообще-то в строю курить не велят, но втихушу подымить можно. Колька не курил здесь, как прибыл, с полгода, потом втянулся. Ему объяснили, что это нервная система восстанавливается после долгой пьянки. Тут насчет медицины все дошлые.