Над Кубанью. Книга первая - страница 34

К Велигуре протолкался Лука и дернул его за рукав.

— Слухай, атаман: куда ж он гнет? — прошептал он, вытирая обильный пот кружевной хусткой, впопыхах захваченной из дому. Заметив кружева, он сплюнул и торопливо начал запихивать платок в карман ластиковых шаровар.

Велигура, не меняя позы, скосил глаза через плечо.

— Прослушал ты. Аль только пожаловал?

— Вот-вот, минутов за десять прикатил, — огорченно сознался Лука, — мотался: николаевскую шукал по станице, все кабаки проверил, чисто коней загнал. — Восторженно указал на генерала, шепнул на ухо: — К себе ожидаю, приготовления делал. Не кишмишевкой же его привечать… два ведра царской высточил… Да, как же насчет моего сумления? — внезапно, точно опамятовавшись, спросил Лука.

Велигура наклонил голову.

— От Расеи отделяемся. Понял?

— Как так? — точно испугался Батурин. — А кто ж за главного у нас будет, а?

— Кого выберем, тот и будет. Может, тебя, может, меня, может, вот Гурдая… Да ты слухай… — оборвал Велигура, заметив косой взгляд генерала.

— …Итак, волею судьбы, волею тяжелых для нас обстоятельств, — стихая, говорил Гурдай, — мы вынуждены стать на путь самостоятельности и решать вопросы только по разумению своему, в пределах всей полноты власти государственной, власти, навязываемой нам, казакам, грозными историческими событиями. Мы должны взять твердый курс на водворение порядка на нашей собственной земле, принять суровые и жестокие меры. Если надо будет, пригласить мужественного государственного деятеля, сочетающего в себе наряду с трезвым умом искусство вождения масс… Я говорю о полководце, который поведет наши славные казачьи соединения. Глубокое мое убеждение и убеждение членов рады, что единственным лицом, способным возложить на свои плечи все тяготы этой исторической миссии, является известный вам, а также Донскому войску, генерал-лейтенант Лавр Георгиевич Корнилов…

Из толпы раздался голос деда Меркула:

— Господа старики, что ж он нам с чужого краю царя рекомендует? Что ж, промежду нас царя не сыщется?

На яловничего цыкнули, а стоявший рядом с дедом Кузьма Шульгин повернул к нему нездоровое лицо.

— Из нашего брата царя подымать несподручно… У каждого родни тысяча тысяч, дуже много великих князей да княгиней будет… а все сопливые…

Гурдай подступил ближе, и всем ясно были видны не только плечи и оружие, но и сапоги из добротного хрома, покрытые густым слоем пыли. На боковинах сапог и опереди стремя оставило ясный след по запыленной коже, и от этого генерал выигрывал, приобретая родственные черты всадника, строевую близость.

— Вот почему нам нужны крепкие части, — говорил он, — части с полной организацией, закрепленной на фронтах войны, части преданных Кубани воинов, а не дезертиров и трусов. И если мы будем строить власть и в других народах встречать сочувствие, а не вражду, то тогда, даже если и погибнуть придется в этой борьбе, мы будем знать, что мы гибнем не за тьму, а за свет солнца. И детям нашим не стыдно будет прийти на наши могилы и посадить там цветы…

Эффект был несколько неожидан для атамана отдела. Старики, не привыкшие принимать неосмотрительные решения, покашливали, сопели, сморкались. Они не совсем поняли смысл столь цветистой речи. Потом начали перекидываться замечаниями. Гул увеличился, толпа зашумела, заспорила.

Ребята заметили Хомутова, насмешливо переговаривающегося с Мефодием и Махмудом. Ни отца, ни Павла на сходке не было. Лаковая линейка Батуриных стояла чуть поодаль, невдалеке от лесной биржи кредитного товарищества. Штабеля досок и бревен были покрыты людьми. На линейке сидели фронтовики, вернувшиеся в станицу на побывку после ранений.

Хомутов пошел к фронтовикам, полузгивая подсолнухи и переговариваясь с закубаицами.

— Ишь, богатунекий атаман уже какими-сь адъютантами обзавелся, люди, видать, не здешние, — заметив приближение Хомутова, оказал казак по фамилии Лучка, с забинтованной рукой, взятой в лубок. Он, ловко бросая в рот семечки левой рукой, ею же смахивал с губ шелуху.

— Хорош мужик, — произнес второй казак, фронтовик Степан Шульгин, обстругивая ножичком деревянную ложку, — он нам, Лучка, сейчас пояснит, что к чему. Хомутов! — позвал Шульгин, помахав ложкой. — Иди до нас, дело имеем.