Налог на голос - страница 4
— Я знаю, что было бы тогда, — холодно проговорил он. — Это бы меня не разубедило.
— Неужели ты не боишься? — губы Шута искривились в ухмылке. — Не боишься боли, не боишься смерти, не боишься того, что не выдержишь и сдашься?
Бард промолчал. Повернулся вправо, посмотрел на тускло сверкающие волны неспокойного травяного моря, затем — вверх, на небо, потемневшее и затянутое тучами. Сказал негромко:
— Боюсь. Как земная тварь — боли и смерти. Как певец — того, что сорвусь. Но, если у меня не будет выбора…
— У тебя будет выбор. И это куда страшнее. Ты не забывай, Бард: это сейчас ты делишь себя на смертную сущность и бессмертную, а там поймёшь, что деления нет. Ты не бессмертен, не бесстрашен, не бесчувственен — в этой жизни. А о том, есть ли другая, ты вовсе не знаешь. Может, её и нет.
— Есть, — запальчиво возразил Бард. — Есть, иначе не было бы смысла жить.
— Для тебя — не было бы, для мира — да. А кто сказал, что смысл есть в каждой отдельной жизни?
Шут рассмеялся — едко и неприятно, Барду даже представилось, что этот смех должен оставлять ожоги, как щёлочь.
— Смысл должен быть! — крикнул он, взмахнув руками, будто отмахиваясь от чего-то. — Должен быть смысл, слышишь?!
Шут продолжал смеяться своим глухим смешком. Барду стало жутко.
— Слышу… Должен быть… — наконец выговорил Шут. — Так утверждали все певцы… пока у них был голос.
Ветер завывал высоко в кронах тёмных деревьев. За оставленный позади холм почти спряталось солнце, и цвет неба в той стороне был кровавым.
Вокруг была маленькая поляна, заросшая негустой жёсткой травой. У восточного края поляны стояло высохшее, но до сих пор выглядящее внушительным и крепким дерево. Его вылезшие из-под земли корни были покрыты ковром мха.
Бард сидел, прислонившись спиной к древесному стволу, и по привычке глядел вверх.
Вверху раскачивались ветви, кажущиеся чёрными на фоне ещё тускло светящегося неба. Ветер выл. Откуда-то издалека слышался треск ломающейся древесины.
Шипело пламя над горкой хвороста, сухо щёлкали в костре тонкие ветки. Шут сидел прямо на земле по другую сторону костра и смотрел в огонь. В его глазах плясали красноватые блики.
— Значит, ты теперь идёшь домой? — спросил Шут. — В Край Зелёных холмов?
— Я всегда иду туда. Не только теперь.
— Где это хоть?
— Не знаю, — покачал головой Бард, тоже глядя в пламя. — Я сам хочу найти. Вот, ищу…
— Не знаешь? А зачем тогда тебя называют Бардом из Края Зелёных холмов?
Бард поднял глаза, взглянул на Шута. Синеватые тени и красные блики, дрожащие на его лице, делали это лицо похожим на страшную неживую маску, но в самом выражении ничего жуткого не было. Чтобы прогнать глупые мысли, уводящие в омутные глубины забытых страхов, Бард опять посмотрел в костёр.
— Когда-то мне приснился дивный сон, — медленно произнёс Бард. — Сон, где я был свободен, как птица, и лёгок, как весенний ветер. И в этом сне я увидел Край Зелёных холмов — место, где нет страхов, боли и сожаления… Понимаешь?
— Это называется рай, — процедил Шут, подкладывая в огонь ещё веток. Сухие ветки тут же затрещали, охваченные красноватой пеленой.
— Нет. Рай — это то, что после смерти, и то — выдумка для бедных земледельцев. Я не хочу ждать, чтобы выяснить, что меня ждёт там. Я сам хочу найти Край Зелёных холмов, и рано или поздно я найду его…
— Не торопился бы ты в рай. Успеешь. А что до холмов…
— Да не о том я! Зелёные холмы — это… — Бард неопределённо махнул рукой, хотя ясно было, что образ далёкого края всё же дорог ему. — Словом, не в них дело…
Шут недоуменно поднял глаза на Барда.
— Как же сказать… — задумался тот. — Ну… Зелёные холмы — только символ. Преддверие. За ними — целый мир, свободный, светлый. Я этот мир ищу. Пока я бреду по здешним дорогам, складывая в строчки свои мысли и отдавая по клочку души каждому, кто слушает меня, я приближаюсь к своему Краю Зелёных холмов.
— О-о, я понял, — без особых эмоций кивнул Шут. — Значит, идеальный мир хочешь построить?
— Я хочу прийти к нему.
— Долго же ты будешь идти такой дорогой. И вполне возможно, что не дойдёшь. Вспомни Орден, вспомни башни, вспомни многие мили каменных стен между кусками земли — и подумай, насколько хватит твоих сил.