Наркопьянь - страница 21

Двери открылись, и Леха вдруг выскочил на платформу. Я остался стоять в тамбуре, решив, что он шутит. Мы не собирались здесь выходить. Леха покрутил головой секунд пять и вдруг куда-то быстро пошел, причем, у меня складывалось впечатление, что обо мне он забыл напрочь. Гитару он держал наперевес, словно грозное оружие, способное одним выстрелом сметать с лица земли мирные села и города. Он был не в себе, но не просто пьян, а безумен, проспиртован насквозь. Он исчез из поля моего зрения.

Осторожно, двери закрываются, – пророкотал сиплый динамик. Я рванул к выходу и еле успел выскочить, сзади с шипением сомкнулись створки автоматических дверей электрички. Издав протяжный свисток, похожий на стон, она тронулась. Я искал взглядом Леху.

В дальнем конце платформы на скамейке сидела компания – человек пять или шесть. Рядом с ними стояли пивные бутылки, целые и пустые, было видно, что эти ребятки навеселе. Они громко кричали и размахивали руками. Я скользнул взглядом по ним и увидел Леху – он стоял рядом.

Внутри заскребло, по спине пробежала, шевеля всеми своими лапками, ледяная сороконожка тревоги. Я знал, чем все это кончится. Это не Питер. Хотя и в Питере попробуй-ка ночью прогуляться до круглосуточного ларька за сигаретами где-нибудь в Купчино или Рыбацком – далеко не факт, что вернешься домой целым и невредимым. Здесь же действовали исключительно биологические законы: каждый защищал свой ареал. Чужака могли запросто избить до полусмерти. Это в лучшем случае. Убийства тоже не были редкостью. Я сжал кулаки и пошел в их сторону, готовясь к самому худшему. Наши шансы были низки, я бы сказал, что они были нулевыми.

Я приблизился на расстояние, с которого можно было начинать атаку. Нужна была какая-нибудь тяжелая штуковина – кусок арматуры или что-то вроде того – тогда можно было бы рискнуть отбить Леху и попытаться уйти. Хотя здравый смысл подсказывал, что никуда тут не уйдешь – электричка отчалила и следующая будет не раньше, чем через час, а вокруг только эта глушь, в которой наши противники наверняка чувствуют себя как рыбы в воде. Ничего не подворачивалось. Я собирался драться голыми руками. То есть сознательно выбирал верную смерть. Ладно, хоть подохну не от голода, а в бою. У древних скандинавов это считалось почетной смертью: викингов, павших от руки врага, забирали в Вальхаллу девы-валькирии; после смерти им причиталось вечно пировать за праздничным столом у бога-воина Одина.

Каково же было мое удивление, когда я увидел, что Леха как ни в чем не бывало беседует с ними. Дракой тут и не пахло. Местные просили его сыграть на гитаре. Леха делал вид, что ломается и стебался над ними. Достаточно опасная игра. Правда, и Леха достаточно хитровыебанный тип, чтобы местные что-нибудь просекли.

– Братан, ну сыграй че-нить… Цоя можешь?

– Цой? А кто это?

– Ты че Цоя не знаешь? Ну ты, бля даешь…

Я подошел к ним вплотную. Местные смерили меня оценивающими взглядами. Так львы смотрят на антилопу, которую намереваются сожрать. Леха обернулся, увидел меня и заулыбался.

– О, братан, вот ты где. А я тебя потерял.

Ну ничего себе! Он меня потерял. Как будто это я метнулся из электрички, как в задницу ужаленный и побежал прямиком к компании местных хищников, терпеливо стерегущих добычу.

– Это, пацаны, мой братуха, – Леха криво улыбался мне, – прошу любить и жаловать… вот для него я спою щас… и сыграю, бля. – его качнуло.

– Давай Цоя… или че-нить такое… пацанское.

– Сейчас…

Леха провел пальцами по струнам, потом начал играть нервным боем, извлекая из гитары резкие безумные звуки. Пел он словно раненое животное. А на лице застыла издевательская гримаса. «Катись, колесо» группы Сплин. Он смеялся над ними. Он смеялся над всем этим глупым и бесполезным миром, похожим на старую тряпичную куклу.

Кто-то из местных протянул мне бутылку пива. Я взял и отхлебнул. Непроизвольно посмотрел наверх (видишь ли ты меня сейчас, бог отверженных, Бог Последнего Шанса?). Небо было затянуто серыми тучами и лишь на западе у самой кромки, там, где оно соприкасалось с черными зубьями хвойного леса, алела раскаленная закатом полоска. На станцию медленно наползали ранние мартовские сумерки.