Народные восстания и еретические движения во Франции в конце XIII — начале XIV в. - страница 8

Буржуазные историки и философы отрицают классовый характер народных движений средневековья. По мнению Ги Фуркэна, в эпоху средневековья не существовало ни классов, ни классовой борьбы. Общество было разделено на различные группы — так называемые социальные страты. Члены каждой страты выполняли определенные общественные функции: одни производили, другие молились, третьи защищали остальных. Взрывы народного недовольства, по Фуркэну, не были связаны с классовыми противоречиями, с протестом против феодальной эксплуатации (286, р. 41–59)[8].

Буржуазные идеологи отрицают определяющий характер социально-экономических отношений для изменений в области политической и идеологической надстройки в феодальную эпоху вообще и во Франции в рассматриваемый период в частности.

Если же эти авторы и отмечают роль экономических и социальных явлений, то рассматривают их в духе характерной для позитивистской философии теории так называемых равноправных факторов. И социально-экономические, и политические, и идеологические факторы имеют, согласно этой теории, одинаковое значение, равным образом влияют на развитие исторических событий (280, р. 93 и след.).

Доминирующим для буржуазной историографии является отрицание классового характера выступлений народных масс, в частности восстания «пастушков» 1320 г., отрицание социально-экономических причин их возникновения. Для буржуазных историков восстание 1320 г. было или «походом детей», или «крестовым походом», но чаще всего брожением, вызванным смутьянами и не связанным с условиями жизни участников этого восстания, которых авторы сплошь и рядом называют «бродягами» и «бандитами» (250, р. 231–232   —см. об этой работе: 220; 318, р. 417–423; 259, р. 96–97; 263, р. 52–54; 236, р. 260–264; 258, р. 96–97 и др.).

Отрицание буржуазными историками классового характера народных выступлений распространяется и на еретические народные движения. Буржуазная историография, считая проблему ересей и еретических движений весьма актуальной, уделяет ей много внимания. Подход буржуазных историков и философов к этой проблеме, так же как и к более общему вопросу о роли церкви и религии в феодальную эпоху, связан с их оценкой феодализма в целом и в конечном итоге также обусловлен их идейными, методологическими позициями. Этот подход определяется отрицанием роли социально-экономических факторов в процессе формирования и развития ересей и еретических движений. Указанные авторы не отрицают, что ереси были направлены против римско-католической церкви и церковной иерархии. Однако они не видят в ересях и еретических движениях формы протеста народных масс против феодальной эксплуатации, формы, обусловленной той ролью, которую играла в средние века католическая церковь, освящавшая феодальные порядки. Возникновение ересей объясняется буржуазными историками и философами сугубо религиозными, внутрицерковными причинами[9]. У некоторых авторов определение ереси как продукта спекулятивного мышления набожных личностей сочетается с идеей, согласно которой в ересях отражаются требования улучшения условий жизни, выдвигаемые угнетаемыми классами (см. 315 и след.).

Отмеченный выше подход буржуазных историков к проблеме ересей в целом, лишающий их возможности определить подлинную роль и характер ересей и еретических движений, находит свое прямое отражение и в оценке ересей и еретических народных движений, распространенных во Франции в XIII–XIV вв.

По отношению к катарам проявляется стремление объяснить происхождение их концепций механическим заимствованием еретиками Запада идей, распространенных на Востоке, в Византии и Болгарии и т. д. Родоначальниками этого направления буржуазной историографии следует считать профессора-теолога из Страсбургского университета Ш. Шмидта, выпустившего в середине прошлого века большой двухтомный труд о катарах (357).

У современных буржуазных историков и философов отрицание роли среды, социально-экономических факторов в появлении и развитии ересей приобретает откровенно антимарксистский характер. По мнению А. Борста, К. Тузелье, Ж. Поля, П. Шоню, как и многих других, вальденство и катаризм — это глубоко религиозные движения (251; 366, р. 19 и след.; 350, р. 308–313; 259, р. 88–89; 304). Французский католический историк М. Пако считает сущностью вальденства провозглашение идеала евангельской бедности как результат религиозных поисков, появившихся в христианстве (католицизме) во второй половине ХII в. (348). Однако, как справедливо отметила еще Н. А. Сидорова (в частности, в отношении ереси катаров), отказ буржуазных историков от рассмотрения социального содержания катаризма и его связей с окружавшей действительностью лишает этих историков возможности раскрыть и философско-богословский смысл изучаемого еретического учения (190 с. 82; см. также 96, с. 102–104).