Нас ленинская партия вела... Воспоминания - страница 23
Я обещала.
Мы продолжали действовать, несмотря на жестокую реакцию и преследования. Питерский комитет РСДРП сумел организовать всеобщую политическую забастовку и демонстрацию против суда над членами социал-демократической фракции II Государственной думы. На гектографе были отпечатаны воззвания и распространены среди питерских рабочих.
Я известила Люську о демонстрации. Она шла вместе с нами в первых рядах, раздавала листовки, к ней относились с большим сочувствием, зная, что она — жена одного из подсудимых.
Делегатов социал-демократов всё же осудили. Уезжая в ссылку, Белов надеялся, что его жена, красавица Люська, сдержит слово и последует за ним. Она же говорила, что поедет обязательно, вот только подкопит немного денег.
Она посещала один из наших кружков, заходила ко мне, расспрашивала о Ленине и его трудах, казалось, старалась вникнуть в самую суть нашей работы. Я замечала, что её особенно привлекало всё, что касалось конспирации, — явки, пароли, массовки где-нибудь в роще под видом пикников. У Люськи был неплохой голосок, она сама мастерски аккомпанировала на гитаре, потому нередко использовали её для маскировки. Но порой Люська начинала кокетничать с каким-нибудь красивым парнем, забывая обо всём.
— Не будет толку от этой красотки, — говорили многие.
— Не всем же быть суровыми да скромными, — возражала Слуцкая. — Ничего плохого нет в том, что наша Люська привлекательнее других и имеет поклонников.
— Да, но она ведь замужем, обещала поехать в ссылку к мужу, нашему товарищу!
— Видно не так легко расстаться с Питером...
Не раз мы спорили из-за Люськи. И втягивали её в работу, давали поручения.
Однажды горком партии направил меня на заседание правления профсоюза кожевников. Люська давно просила привлечь её к настоящему делу, и я взяла её с собой.
Кожевники Питера были не такими шумными, как портные Одессы, но всё же заседание было бурным. Неожиданно нагрянула полиция, всех арестовали, опросили. Многих отпустили. Меня же с Люськой повезли в тюрьму.
На допросы вызывали поочерёдно. Я знала, что мне тогда не могли предъявить серьёзное обвинение: питерская жандармерия не подозревала о моей активной деятельности в Одессе. За участие в профсоюзном заседании меня вряд ли станут долго держать в тюрьме. Но прошло полтора месяца. Я чувствовала, что меня подозревают в чём-то серьёзном, но, видимо, нет улик.
Люська держалась молодцом, вела воинственные разговоры, частенько ругала полицию и власти бранными словами, смело вступала в спор с тюремщиками. Мне даже иной раз приходилось сдерживать её: зачем напрасно тратить силы?
В тюрьме я убедилась, что Люська окончательно становится нашей, надо лишь ей избавиться от ухарства питерской окраины, где она родилась.
Вышли из тюрьмы мы вместе. Люська позвала меня к себе на квартиру. Но всё же я продолжала соблюдать осторожность. На явку с товарищем Евгением пошла одна.
— Ага, выпустили, отлично, дел невпроворот, включайтесь, — встретил меня Попов. — Нам нужно выработать единое мнение, наметить план действий на ближайшее время. Вот список предприятий вашего района, соберите представителей...
— Я сидела вместе с женой Белова. Боевая женщина. Можно привлечь её в качестве связной? — спросила я.
— Отчего же, пусть извещает о времени и месте собрания, — решил Попов. — А там поглядим.
И вот на одной из конспиративных квартир собрались представители одиннадцати предприятий моего района. Были среди них и меньшевики. Проспорили мы часа три. Я резко и откровенно выступала в защиту линии большевиков. Единого мнения выработать на совещании не удалось, но польза от разговора была, по крайней мере мы узнали каждого...
Расходились по одному. Как только я вышла из парадного, ко мне подошли два жандарма... Как будто специально меня ждали.
Уже сидя в тюрьме, я мучительно думала: кто же мог нас предать? Всех представителей предприятий знали в горкоме партии, всех утверждал для собрания Евгений Попов. Значит... Люська? Неужели я ошиблась в ней? При одной мысли, что она — агент охранки, я чувствовала боль в сердце. Ведь я могла поставить под удар товарищей. Мне было мучительно обидно за большевика Белова, который где-то в Сибири продолжает ждать эту Люську...