Нас ленинская партия вела... Воспоминания - страница 24

стр.

В одной из шифрованных записок мне сообщили, что Люська — провокатор. Вероятно, её завербовали уже давно. Все её воинственные разговоры и поступки были сознательным обманом, это она и навела полицию на наше совещание.

Вот так и кончилась моя свобода! Опять томительное следствие, опять от меня добивались «признания», но теперь более настойчиво: и в Питере я была уже на заметке у полиции, она встречалась со мной уже не в первый раз.

Белову сообщили, что Люська — провокатор. Как ни тяжело было ссыльному, он пережил и это...

Что было потом с Люськой, не знаю, я её больше не встречала.

Новые аресты

Жарким было лето 1909 года. На небе ни тучки, ни облачка. Раскалённое солнце сменяла красная луна. И вечером не чувствовалось прохлады. Земля дышала зноем и обдавала жаром. Недалеко от финской границы горели торфяные болота, в воздухе носился горьковатый запах дыма.

Нам, подпольщикам, работать было трудно. Реакция свирепствовала, аресты следовали один за другим, каждый член нашего комитета, остававшийся на свободе, вынужден был управляться за двоих, за троих. Вместо разгромленных типографий создавались новые. Одну из них мы решили организовать за городом. Чтобы раздобыть шрифты, я устроилась подёнщицей в крупной типографии. Хозяин её строго следил за рабочими, не отставали от него и мастера. В проходной всех обыскивали. Но мы всё-таки обманывали их. Я надевала юбку в частую сборочку, к поясу пришивала холщовые мешочки. Женщин сторожа не обыскивали, один попробовал, но его так обругали, что он сразу же отказался от своей попытки.

Однажды, убирая наборный цех, я «нечаянно» сбросила часть свёрстанного набора на пол, чтобы затем пополнить карманчики своего пояса. Нагнувшись, я увидела сапоги стоявшего надо мной мастера. Он потребовал, чтобы я немедленно убиралась вон.

— И скажи спасибо, что не позвал полицию, — бросил он вслед.

Моё место занял мальчик Шурик. Его старший брат, опытный наборщик, заболел туберкулёзом, рабочие упросили хозяина взять Шурика в услужение. Мальчик наведывался в наборный цех в обеденные перерывы. Затем когда мастер посылал его за водкой или когда он бегал за булочками и молоком для корректоров, то направлялся не через проходную, где можно было наткнуться на городового, а через парадный ход, где дремал швейцар. Я поджидала Шурика у Сампсониевского моста, у остановки конки, чтобы при случае легче было улизнуть от шпика. Там Шурик выворачивал кармашки, передавал мне наборный шрифт.

Но однажды, когда Шурик выходил из типографии, карман его прорвался, шрифт рассыпался. Шурик успел скрыться. Набежали городовые. После этого строгости в типографии усилились. Шурик не смог больше выносить шрифт.

Не меньшую изобретательность приходилось проявлять нам, чтобы обеспечить подпольную типографию бумагой. Я была достаточно высокой, худощавой женщиной. Помню, обмотали меня бумагой, дали адрес, куда её везти.

Доехала дачным поездом до маленькой станции. Пять вёрст шла то лесом, то полем. Было очень жарко, я едва передвигала ноги, таща на себе тяжёлый груз. Еле дошла до пропылённого дачного домика с покривившейся трубой и облезлыми наличниками. На пороге меня встретила «хозяйка», напоила холодным молоком из погребка. Голова у меня закружилась, затошнило, я села на лавку и... очнулась, когда хозяйка расстегнула воротник глухого платья, растёрла нашатырным спиртом шею, виски, поднесла ватку к носу.

— Сомлела, бедняжка. Давайте скорее освобожу от тяжёлой ноши. Счастье ваше, что всё приключилось здесь, а не на дороге. Разве можно по стольку таскать? Добрый пуд наворотила...

Меня отправили спать в прохладную баньку. После отдыха пришла в типографию. Там работали два человека: печатник Петрович и наборщик Володя. Они жили отшельниками, были рады моему приходу и приветам, которые я им привезла из города.


Я старалась быть очень осторожной. Но всё же меня арестовали в третий раз, причём прямо на столичной улице. Здесь же, рядом, находилась тюремная карета, всё было предусмотрено. И шпик, который выслеживал меня, находился тут же. Я попыталась нырнуть в ворота, но у ворот стоял дворник.