Нас ленинская партия вела... Воспоминания - страница 30

Уютная чистенькая кухня служила столовой и гостиной. Здесь я увидела блестящие метлахские плитки, газовую плиту, белые табуретки для гостей.

— Словно в лаборатории, — заметила я.

— Вам нравится? — живо обернулась ко мне Крупская. — Эту мебель мы сами заказали столяру-ремесленнику, обошлось недорого...

В доме Ильичей царили крайняя скромность и идеальная чистота. Хотя сюда приходило множество посетителей, полностью отсутствовали суета и шум. Лишь на кухне, как я потом убедилась, порой происходили жаркие диспуты. Засунув руки в карманы, хозяин квартиры ухитрялся на ограниченной площадке шагать широко, разъясняя товарищам свои мысли.

Квартира не казалась тесной благодаря образцовому порядку. На простых железных койках лежали белоснежные покрывала, на некрашеных столах возвышались аккуратные стопки книг. Они лежали всюду — занимали уголки, размещались на деревянных стойках, поднимавшихся почти до потолка.

Методичность, система во всём — характерная черта квартиры на улице Мари-Роз. Это было видно и в библиотеке. Не всякий обладатель библиотеки мог похвалиться таким образцовым порядком. Любую из книг можно было найти без труда. На столах лежали газеты, журналы, словари.

Скромность обстановки смущала домовладельца, он беспокоился, кредитоспособен ли арендатор квартиры. Много позднее, когда Ленин стал главой Советского правительства, этот домовладелец выступил в газете «Юманите» с воспоминаниями. Он гордился тем, что в его доме жил такой великий человек, и, между прочим, отмечал, что Ленин исправно вносил квартплату.

Не сразу освоилась я в квартире Ильичей. Крупская села напротив, внимательно оглядела меня, улыбнулась:

— Что ж, выглядите неплохо.

— Подкормили меня родственники в родном доме. И с дороги успела отдохнуть у хорошего товарища.

— Вот и отлично. Теперь рассказывайте, как переходили границу.

Моё смущение прошло. Надежда Константиновна слушала мой рассказ с живым интересом. В свою очередь она вспомнила, как и ей довелось нелегально перебираться за границу, ехать из Уфы в Прагу.

— Забавная была история, — рассказывала она. — В рабочем квартале Праги ищу господина Модрачека, зная, что под этой фамилией живёт Владимир Ильич. Нашла. Дверь открыла молодая чешка. «Господин Модрачек здесь живёт?» — спрашиваю. «Папа, тебя!» — кричит чешка. Выходит рабочий: «Я Модрачек, что угодно?» — «Как вы?! Модрачек — мой муж!» — «А, вы, вероятно, жена герра Ритмайера, — догадался рабочий. — Так он живёт в Мюнхене, а письма и книги в Уфу пересылал через меня».

Поехала я в Мюнхен. Еле разыскала Ритмайера. Мне показали пивную, зашла — сидит за стойкой толстый немец. «Мне нужен господин Ритмайер...» — «Это я...» — «Не может быть, говорю, Ритмайер — мой муж!» Тут вмешалась жена немца: «А, вы, вероятно, жена герра Мейера, он ждёт вас из Сибири. Идёмте, провожу к нему». Повела через двор во флигелёк, открыла дверь — сидят за столом Владимир Ильич и Анна Ильинична... «Почему не написал, где тебя найти?» — накинулась я на Володю. Оказывается, последнюю книгу с его адресом зачитали товарищи...

Такое случалось и с другими товарищами, — продолжала Крупская. — Так Бабушкин вместо Англии чуть не доехал до Америки... Ну, так где думаете селиться? — спросила она. — Советую где-нибудь в глухом районе Парижа, среди французов, скорее научитесь разговаривать по-французски. Конечно, хотите учиться?

— Да, в Питере для этого было мало возможности, да и партийную литературу мы получали нерегулярно...

— Здесь получите всё, что нужно, я дам записку на склад. Для таких парторганизаторов, как вы, Танюша, мы открываем специальную школу в Лонжюмо, под Парижем. Будете изучать марксизм. А практика у вас есть...

Дверь открылась, вошёл Владимир Ильич. Он узнал меня сразу:

— Приехала, Танюша! Отлично! Поговорим, вместе позавтракаем. Ну, как там в России, рассказывайте! И подробно, не стесняйтесь приводить детали, меня всё-всё интересует.

— Да, да, пожалуйста, помните, что нет мелких подробностей для нас, живущих вдали от родины, всё имеет значение, ничего не упускайте, — добавила Крупская.

Они засыпали меня вопросами. Как могла, рассказала я о состоянии партийной работы в России, которую приходилось вести в условиях жестокой столыпинской реакции. Робость и смущение исчезли, я лишь боялась упустить что-нибудь важное. Ленин обладал непревзойдённым даром заставить собеседника разговориться. Он направлял разговор в нужное русло и делал это с предельной простотой, с горячим интересом к тому, что творилось в России.