Нас ленинская партия вела... Воспоминания - страница 33
— Пригласите Монтегюса, успех гарантирую, он вам и публику соберёт, и агитацию проведёт, — посоветовал Ленин.
Он увлекался французской революционной песней, нравился ему певец Монтегюс, внук парижского коммунара.
Монтегюс легко слагал куплеты, удачно подбирал музыку, сам сочинял её. Выступал в недорогих театрах, порой в кабачках рабочих предместий.
«Смех убивает», — гласит французская поговорка. Люди, терпевшие горе, нищету, становились сильнее, слушая и напевая остроумные искромётные куплеты Монтегюса. Из его песен Ленину особенно нравилась «Привет, привет вам, солдаты 17-го полка». Этот полк в 1907 году не только отказался поднять оружие против крестьян-виноградарей, но и пришёл к ним на помощь, за что в полном составе был сослан в Африку.
Песня стала народной. Владимир Ильич часто напевал:
Вечер состоялся в зале дома № 8 по улице Дантона, в Латинском квартале. Это было привычное место наших встреч. Здесь мы слышали знаменитый реферат Ленина о Льве Толстом, в том же зале Ленин в октябре 1911 года читал реферат «Столыпин и революция».
Во время концерта Монтегюса Владимир Ильич был очень взволнован и тихонько подпевал ему. А после концерта я увидела Ленина вместе с певцом за столиком, они были увлечены горячей беседой. Вокруг собралась толпа наших товарищей. Слышался смех, все были веселы, оживлены.
Мой буфет дал выручку в две тысячи франков. По тем временам это была значительная сумма. Узнав об этом, Ленин смеялся, говорил:
— К Танюшиным талантам, очевидно, придётся присоединить умение устраивать хорошие буфеты. Какая инициатива, какие хозяйственные способности! Это надо иметь в виду!
Жизнь за границей для нас, политэмигрантов, была нелегка. Позднее мне довелось бывать в Берне, и там я узнала, что даже в «свободной» федеративной Швейцарии пребывание эмигрантов было ограничено большими формальностями.
Властей мало смущали наши политические убеждения, но зато они очень боялись, как бы эмигрант не задолжал кому-нибудь из швейцарских граждан нескольких франков и не скрылся, не уплатив их. Они требовали от наших товарищей, желавших получить вид на жительство, либо определённую сумму залога, либо поручительство на эту сумму двух местных граждан.
Оторванный от живого дела, чувствуя себя временным постояльцем, причём не всегда желанным, эмигрант порой жил здесь хуже, чем в ссылке. Единственное преимущество перед ссылкой — свобода передвижения, но и она, кстати сказать, не всегда была полной. Материальное положение эмигрантов, как правило, было весьма стеснённым. Правда, эмигранты-рабочие сравнительно легко находили работу, особенно во Франции. Но плохо приходилось тем из нас, кто во время продолжительного пребывания в тюрьме или ссылке терял свою квалификацию. Тогда приходилось заниматься любым трудом: мыть магазинные витрины, перевозить мебель, выполнять подсобные работы на каком-нибудь заводе.
Мой квартирохозяин, хороший столяр, сам всегда имел работу, он устроил меня в швейную мастерскую. Я не разучилась портняжничать — быстро пришивала пуговицы, смётывала отдельные детали платья, за что получала по 60–70 сантимов в день. Вместе со мной в мастерской работала революционерка Людмила Сталь, тоже приехавшая из России. Мы часто бывали вместе, много разговаривали. Имея большее образование, чем я, она помогала школьникам, детям эмигрантов, готовить уроки. Нашего заработка едва хватало на хлеб и овощи, мясные блюда мы ели очень редко, сахар и дешёвые конфеты расходовали экономно. Людмила также близко знала семью Ленина, выполняла его поручения. Это нас ещё больше сблизило.
Уже в первые дни войны хозяин моей квартиры сообщил, что его знакомые уезжают в Швейцарию, оставляют квартиру из трёх комнат, ищут, кого бы вселить в неё. Я немедленно перебралась туда, пригласила Людмилу Сталь с мужем, к нам присоединился эмигрант Назаров. Начали жить коммуной, питались все вместе, сообща покупая продукты.