Наследники - страница 21

стр.

— Анна! Я ведь здесь, — зашептал Хасин, крепко прижимая девушку к себе, давая почувствовать свое тело, близость, чтобы она вынырнула из своих пугающих мыслей. — Я не оставляю тебя прямо сейчас, — ласково улыбнулся демон, заглядывая в бездонные мокрые голубые глаза девушки, которая плакала.

— Пообещай, что не оставишь никогда! — отчаянно прошептала Анна, на что демон лишь грустно улыбнулся, касаясь губами ее лба, пряча свой больной взгляд.

И молчал. А Анна плакала в его объятьях, не в силах остановиться. И снова дрожала от холода — он волнами накатывал на нее по несколько раз за час. Со вздохом Хасин легко подхватил девушку на руки, садясь на кровать, а ее сажая на колени, согревая в своих руках.

— Девочка моя, ну перестань, — шептал Хасин, растирая руками ее плечи и спину, пытаясь согреть ее ледяное тело, что сотрясалось в его руках не только от холода.

— Холодно, — прошептала Анна, прижимаясь к нему теснее, стуча зубами.

Она подняла на него свои колдовские глаза, отчаянно молящие и любящие. Губы дрожали, кожа ее была холодной, а руки, которыми обвила его шею, обожгли ледяным прикосновением.

— Согрей меня, Хасин, — отчаянно прошептала девушка, медленно приближаясь к его лицу, дурманя его своим взглядом, словно понимала, что нельзя перед таким устоять, словно уже знала, какую власть имеет над своим беловолосым демоном.

Но не знала еще, лишь чувствовала в нем потребность, в его близости, в его тепле. Чувствовала острую необходимость быть сейчас с ним настолько близко, насколько он решится зайти.

С не меньшим отчаянием Хасин безвольно сократил остатки расстояния между ними, прижимаясь губами к губам Анны, согревая их своим дыханием, делясь с ними жаром своего тела. Обвив крепко руками его шею, пальчиками девушка зарылась в белоснежные волосы. Она так соскучилась по нему, так истосковалась по его рукам, губам, объятьям, что сейчас сконцентрировалась только на них.

А на Хасина снова накатила жгучая ревность. Тогда, в палате, Кассиан обнимал ее, согревал своим телом, прижимал ее к себе. Не получилось выбросить из головы навязчивые картинки того, что он мог делать тогда то же самое, что делает он сам сейчас: целовать, касаться тела уверенными руками, ловить губами слабые тихие выдохи, предшествующие стонам.

Глаза заволокло алым вопреки силе воли, руки яростней сжались на тонком теле, но Анна лишь теснее прижалась к нему в ответ: веки трепетали, дыхание сбивалось, влажные губы были сладки как никогда прежде. Почти грубо демон опрокинул девушку на спину на подушки. Она же в ответ лишь пристально смотрела на него, облизывая губы. Они взгляда не отрывали друг от друга, пока пальцы Хасина медленно расстегивали пуговицы на ее форменном платье — от горла до пояса. Она сама подалась к нему, когда он потянул его с тонких плеч, сама выпуталась из подола. Без промедления руки демона скользнули под подол рубашки — на пол вслед за платьем полетели чулки. Пристально глядя в голубые глаза, словно ожидая, когда же она остановит его, Хасин потянул подол рубашки вверх. Анна лишь руки вытянула, помогая ему сбросить ее со своего тела. И все это — в тишине, нарушаемой лишь хриплым дыханием обоих, лишь под пристальными взорами друг друга, пронзающими насквозь.

— Холодно? — нависнув над ней, но едва ли касаясь своим напряженным телом, спросил шепотом демон.

— Холодно, — подтвердила Анна, как зачарованная протянув руки к его лицу, глядя в алые глаза не мигая.

Не смущала нагота, не поднимал голову стыд, забылась мораль, которая с каждым днем становилась все призрачней, теряя свои четкие грани. Рамки становились шире, и казалось, что так даже дышится легче. Не терзали сомнения — хотя после наверняка дадут о себе знать. Но не единожды уже Анна замечала, что приступы самобичевания становятся не такими острыми и мучительными. Уже многое считалось нормой для нее, многое стало привычным и нормальным. И пусть смущало, но она прекратила себя корить за то, что ей это нравилось. Она ведь должна стать смелее, должна принимать мир таким, какой он есть, а не таким, как она привыкла видеть. Да и что она видела в своей жизни? Лишь стены дворца и сада, за пределы которых много лет не выходила.