Настойчивый характер - страница 7

Защелкнул замок, и только шагнул к двери - вспыхнул свет. Как молния, он пронзил всю комнату от пола до потолка. И в этом адском свете я увидел… Товарищи, кого я увидел!

На койке возле печки лежал Антон…

Он лежал, подперев рукой свою бритую голову, и смотрел на меня.

- Бежишь? - неузнаваемым голосом вымолвил Антон.

Я согнул спину и отвернулся. Чемодан выпал из моих рук.

- Что, уже сознания лишаешься, трус? Вон отсюда! Да бери свой чемодан. Забирай, забирай его с собой! - так свирепо воскликнул он, что я ухватил чемодан за угол и выволок его в коридор.

Там тоже сиял свет, как на зло такой яркий, что ломило глаза. Никуда от такого света не спрячешься. А передо мной уже опять дежурный комендант, но я ее вижу будто во сне. Эта прехитрая особа всё сразу смекнула. Она вцепилась в мой чемодан и, дьявольски захохотав, понесла его, как перышко, в свою дежурку.

Я остался один. Сиял свет. От тишины сделалось тупо в голове. Вот история! Что же теперь делать? Идти на завод и признаться мастеру? Все равно о побеге узнает все училище от этой зловредной дивчины в овечьих кудряшках. Сколько бед может свалиться на человека из-за одного лишь дежурного коменданта. Не задержи она меня в дверях, я уже был бы на вокзале…

Вдруг среди ночной тишины послышался слишком знакомый отрывистый кашель. Директор!

Вы только подумайте! Она не постеснялась разбудить директора! Вот куда может завести зловредность…

Директора, впрочем, тоже имеют свою повадку. Это - упреки. Я их изучил, третьего директора наблюдаю. Любимое их дело - нажимать на совесть. Чуть что и начинается: «Государство на вас тратится, государство об вас заботится, а вы…» И пошло… Лично для меня ничего обиднее этого нет: «Государство…» Вы шутите? Такое слово применить! Да оно кого хочешь проймет.

Вот он, директор…

- Кажется, Коплик?

- Коплик, товарищ директор.

- Григорий?

- Нет, Павел.

- Староста группы?

- Точно.

- В чем дело?

Молчу. Настойчиво обождав, он надевает на свой тощий нос большие очки в черных рамках и с жаром приступает к обвинительной речи.

- Неужели уже дошло до того, что староста группы, уважаемый всеми юноша, бежит из ремесленного училища? Кажется, достаточно случая с Федюкиным, которого поймали под Рязанью. Я просто не понимаю, какую надо иметь совесть, насколько надо быть низким, чтобы на это решиться. Положение слишком серьезное, Павел Кои-лик, чтобы я стал подымать на вас голос. Вам не двенадцать лет. Вы комсомолец. Государство заботится о вас, не жалея ни средств, ни сил, а вы…

Я закрыл лицо руками и заревел. Мои воспаленные нервы не выдержали.

- Лучше вы… ударьте… меня, Иван Григорьевич, - давясь горючими слезами, вымолвил я. - Но не говорите такие болезненные слова. Я не… вынесу.

- Обмануть доверие это он вынес, а правду слушать не может вынести. Завтра перед строем доложить мастеру и всей группе о своем поступке. А сегодня от работы отстраняешься, - зловеще закруглил директор и метким взмахом руки снял со своего носа очки, как будто они были нужны ему только ради того, чтобы пересчитать волосы на моей макушке, потому что я все время стоял, опустив голову.

Тяжелый, точно памятник, он зашагал прямо к дежурке.

- Отберите у него казенные вещи! - приказал он этой лисе.

- На, держи свой чемодан. Приехали. - хихикнула мне в лицо бисова дивчина и оскалила свои мелкие зубы. - Неси его в комнату и вытряхивай казенные вещи.

- Слушай… - оказал я, поперхнувшись от бешеной обиды. - Я все тебе прощал: и лукавство твое, и зловредность… Но чтобы обвинять меня в воровстве!.. Казенных вещей я не брал и открывать тебе чемодан не буду. Поняла? А если поиграешь мне на нервах еще одну минуту, то я не посмотрю, что ты слабый пол…

- Ох, какая продолжительная речь, нельзя ли короче?

Однако, видя мою твердость духа, она прекратила свои насмешки и скрылась в дежурке. Я с чемоданом вошел в комнату.

Антон лежал, отвернувшись к стене и укрывшись с головой фуфайкой. Ясно, что никаких разговоров не может быть.

«Вот, - подумал я, - теперь я совершенно одинокий на свете. Администрация меня ненавидит. Единственный друг считает меня хуже собаки. Да плюс завтра мастер, ребята…»