Наташа ; Новая повесть о Ходже Насреддине - страница 17

— Я рад, сын, видеть тебя в добром здравии!

Затем, выслушав рассказ о произошедшем, задумчиво произнес:

— Предатели получат по заслугам… А сейчас тебе нужно отдыхать.

Остаток ночи Аллей спал спокойно, как ребенок, и волшебная звезда Антарес ласково подмигивала ему.

Утром Верховному жрецу храма доложили, что человек, покушавшийся на жизнь его сына, пришел в себя. Пентсуфр и Аллей спустились в полуподвальное помещение, где находился преступник. Тот был мрачен, хмуро смотрел на окружавших его людей, не отвечая на вопросы. Угрюмый вид этого человека говорил о том, что он примирился со своей судьбой и знал, что в лучшем случае его ожидает пожизненная работа в каменоломнях, а в худшем — он распрощается с жизнью здесь же, в подвале.

Его молчаливое упрямство взбесило Пентсуфра, и тот приказал пытать предателя до тех пор, пока он не заговорит или не замолчит навсегда. Увидев мучения человека, от рук которого он чуть не погиб, Аллей почувствовал в душе своей жалость к несчастному, о чем и сказал отцу.

— Сын, я не узнаю тебя, ты сам на себя не похож. Видимо, паломничество пошло тебе во вред! — с раздражением ответил Пентсуфр.

Их разговор прервал преступник. Не выдержав страшной боли, он кивком головы показал, что будет говорить:

— Убить Аллея меня подговорил Нанмос — помощник великого лекаря. Он сказал, что если я, не помогу ему, он отравит меня, подмешав в пищу яда. Я знал, что он сделает это, и не хотел умирать. Сначала он думал отравить и Аллея, пока тот был в беспамятстве, а всю вину за это взвалить на великого лекаря, но что-то у него не получилось…

Отец и сын переглянулись:

— Почему Аллей мешал ему?

— Я не знаю. Но вы сами можете это выяснить у него!

Бедняга не знал, что Нанмоса уже нет в живых, что он ушел в долину Мертвых…

Пентсуфр в раздумье поднимался из подземелья, а за ним следовал Аллей. Они прошли в зал, где обычно начиналась служба Верховного жреца храма Амона.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Пентсуфр.

— Хорошо, отец.

Верховный жрец внимательно посмотрел на Аллея:

— Я поразился тому благотворному действию лекарственных снадобий, благодаря которому ты так быстро поправился. Ведь в течение суток ты был почти без памяти, а сегодня уже на ногах… Я принес жертву богам и вскурил благовония по случаю твоего счастливого возвращения и исцеления.

После короткого колебания Аллей спросил:

— Как ты думаешь, отец, звезды могли оказать быстрое влияние на течение моей болезни и выздоровление?

— Сын, ты продолжаешь меня удивлять! Разве ты не искушен в астрологии?! Да, ты не знаком с некоторыми тайными истинами, но у тебя все же достаточно знаний, чтобы не задавать подобных вопросов.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, отец. Звезда Эсхмун показывает нам путь, если солнце восходит под звездой Сириус — значит, вода в Ниле пойдет на подъем… Но возможно ли, чтобы человек, взглянув на свое созвездие, мог исцелиться за несколько минут?!

— Ты наблюдал за созвездием Скорпиона?! — удивленно спросил Пентсуфр. — Но почему ты не спал ночью и не сказал мне об этом? Как же это произошло?

— Я попросил Митран показать мне небо, и она сделала это, хотя очень боялась наказания за непослушание.

— Митран открыла тебе звезды?! Как можно ее за это наказать?! Ведь то, что она сделала, скорее всего и спасло тебя! Да за это я, пожалуй, соглашусь женить тебя на ней!

Аллей промолчал, не выразив восторга.

— Разве ты не желаешь этого? Ведь до ухода в паломничество ты об этом мечтал.

Аллей неопределенно пожал плечами. Он все чаще ловил себя на мысли о том, что знает о своем будущем больше, чем помнит о прошлом. После непродолжительной паузы Пентсуфр задумчиво проговорил:

— Звездами двигают боги, и вчерашнее выздоровление — верный знак того, что ты стал ближе к ним… Поэтому я без сомнения могу открыть тебе еще одну тайну и познакомить тебя со следующей из ступеней откровения.

— Ступени откровения?! — тихо повторил Аллей, явно не понимая Пентсуфра. — …Сколько же их всего?

— Тебе осталось узнать и постичь четыре, мне — две. Одну я еще познаю в этой жизни, а высшую понять никому не дано — даже фараону. Она известна только богам. Ибо начертано на одной из наших пирамид: