Наука о войне (о социологическом изучении войны) - страница 12
(история никогда не должна говорить неправды, она не должна также и замалчивать правду). Военная история, которая не приняла еще ни этих методов, ни этой основной идеи, не может, по существу говоря, носить наименование Истории в том смысле, как мы понимаем эту науку в XX веке.
«Наше столетие гордится своим научным духом; оно хвалится тем, что не принимает ничего на веру; оно требует для подтверждена установленных положений обширных и тщательно проведенных опытов. Не нужно в этом отношении делать исключение для некоторых явлений человеческой жизни, принимая только такие объяснения, которые установлены по традиции и вопреки тому, что эти явления подвержены наблюдению и поверке. Спрашивал ли кто-нибудь себя о том, насколько традиционнее представления о сражении соответствуют материальным и психическим явлениям, наблюдавшимся непосредственными участниками боя? Да и вообще, существуют ли свидетельства этих участников? Каковы они? Авторы этих показаний могут ли быть квалифицированы как действительные участники боя? Каковы доказательства этому? Эти вопросы я начал задавать себе подобно, я думаю, многим другим солдатам, с того дня 1914 года, когда грубое столкновение с действительностью разбило вдребезги мои «книжные» представления о поступках и чувствах солдата в бою, представление, созданное изучением «военной истории», и которое я наивно до той поры считал научным. Я понял тогда, что я ничего не знал о войне, мое невежество было полным, ибо оно касалось того, что было самым существенным, вечно истинным, неизменным во все войны; и это полное невежество неизбежно влекло крушение всех мыслей, которые из него проистекали».
Вот каково то обвинение, которое предъявлено Военной Истории одним из представителей, если можно так выразиться, гражданской науки. Это обвинение заслуживает тем большего внимания, что оно не одиночное. Его можно найти в воспоминаниях и многих других; при этом,»то особенно важно, все эти обвинители, так же как и цитированный Ж. Н. Крю, проделали минувшую войну в качестве простых солдат или в роли младших офицеров и могли наблюдать явления боя в непосредственной близости. Вследствие этого их свидетельства о «реальном облике войны» имеют большую ценность, нежели описания боевых действий, составленные лицами, находившимися в отдаленных от боевой линии штабах. То, что эти критики не принадлежат к военным профессионалам, тоже ценно, ибо, если им и свойственны ошибки, вытекающие из их дилетантизма, то с другой стороны, они не связаны с теми традиционными предрассудками, которые особенно сильны в среде военных профессионалов.
Прислушаемся к их голосу, и тогда мы увидим, что они не так уже неправы. Как часто Военная История, обслуживая исключительно практическую задачу подготовки данного народа, отказывалась от полого восстановления истинной картины войны из опасения повредить ведению будущей войны. Классическим примером в этом отношении может служить указание, данное знаменитым Мольтке, для составления в подведомственном ему германском большом Генеральном штабе истории войны 1866 г. Это научное исследование должно было служить для подготовки прусской армии в предвидении ожидаемой войны с французами. Ввиду того, что многих из высших военачальников, наделавших ошибки в 1866 г. (например, кронпринц), сменить не представлялось возможным, Мольтке, в целях не подрывать доверия войск к распоряжениям этих начальников в будущей войне, приказал опустить некоторые места описания. «Пишите правду, только правду, но не всю правду», так формулировал он свою директиву составителям этой Истории Войны.
Можно не оспаривать практическую правильность решения Мольтке, принимая во внимание цель, которую он преследовал, и те привходящие условия, с которыми он должен был считаться; но нельзя не считать, что умолчание хотя бы части истины уклоняет военную историю с того пути настоящей науки, на который, как упоминалось выше, вступила уже общая историческая наука.