Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении - страница 16

«Бог мой!» — сказала я. «Это сложно. Но это очень хорошо, что вы так о ней заботитесь. Я думаю, что лучше вам так прямо ей и сказать. Всегда лучше говорить с людьми без обиняков, по крайней мере, я так думаю».

Она кивнула. «Да, наверное. Но все же, мысль о том, что мы можем ранить чьи-то чувства… Ну да ладно, спасибо, что ты со мной об этом поговорила».

Мне было интересно, что же Сюзи и ее друзья решили сделать по поводу этой несчастной девушки, и какова была ее реакция. Но мне никогда и в голову не пришло бы спросить. И уж точно мне никогда не пришло бы в голову (тогда), что этой девушкой из нашего общежития, которой не помешало бы принимать душ, о которой они говорили, была, конечно же, я.

Любой сторонний наблюдатель согласится, что многие первокурсники вдали от дома быстро становятся неряхами: в конце концов, впервые в их жизни никто не следит за тем, повесили ли они одежду на вешалку, прибрались ли в комнате. Но могу поспорить, что даже когда горы немытого нижнего белья достигают потолка и комната общежития становится похожей на хлев, очень немногие их этих «детей» забывают регулярно принимать ванну, мыть голову или чистить зубы — потому что это уж точно приведет к концу их жизни в обществе. Что же тогда происходило со мной? Ведь меня вырастили заботливые и внимательные родители в семье с достаточным доходом, да еще с двумя братьями, которые бы не смущаясь сказали мне: «От тебя воняет!» Так почему же я забыла самые базовые уроки — простую чистоту?

Шизофрения накатывается как медленный туман, незаметно становясь все гуще и гуще с течением времени. Сначала дни еще яркие, небо ясное, солнечный свет греет ваши плечи. Но вскоре вы замечаете, что вокруг вас собирается дымка, что воздух уже не такой теплый. Потом солнце становится тусклой лампочкой, едва просвечивающей сквозь тучи. Горизонт исчезает в сером влажном тумане, и вы чувствуете густую сырость в легких, пока вы стоите, покрывшись холодным потом в послеполуденной темноте.

Для меня (как и для многих из нас) первым признаком наступления этого тумана был постепенное исчезновение простых гигиенических привычек — тех, что специалисты по психическому здоровью называют «навыками заботы о себе» или «действиями повседневной жизни». Вдали от родительского надзора я постепенно стала непоследовательной в простых вопросах жизни, в ответах, которые мы принимаем на веру. Или может быть, я иногда путалась в том, что есть верные ответы на эти вопросы. Правда, надо принимать душ? Как часто надо менять одежду? Или стирать ее? А сегодня я ела? А я должна спать каждую ночь? Я должна чистить зубы каждый день?

Иногда ответы на эти вопросы были просты, как дважды два: да, конечно. Ради бога, Элин, вымойся! И тогда я мылась. Но бывали дни, когда вопросы и ответы становились для меня слишком сложными, чтобы в них разобраться. Я не знаю, я не знаю. Или я просто не помнила: а я это уже сделала? Может, вчера? Заботиться о себе означает больше, чем читать книгу или писать исследовательскую работу к окончанию семестра; это требует планирования, организации, отслеживания. И бывали дни, когда в моей голове просто не было места для того, чтобы держать это все скопом. Я оставила Центр, я оставила родителей, и все постепенно начало рушиться.

Как и большинство первокурсников, я пошла в университет без четкого понимания, в какой области я хочу специализироваться и чем хочу заниматься после окончания, что делать в жизни. Но мне удалось немного сузить выбор. Что-то связанное с английской литературой, потому что я очень люблю книги. Или, может быть, юридическая профессия — я могу себя представить адвокатом в суде, страстно аргументируя за или против чего-то. Может быть, я даже смогла бы кому-то помочь. Может быть, я смогла бы облегчить жизнь кому-нибудь.

Конечно, между приукрашенными фантазиями о моем ярком будущем и повседневной реальностью этих первых дней в университете Вандербильт лежала пропасть. Студенческие братства и женские группы были в центре социальной жизни университетского городка; даже в начале 70-х, когда по всей стране во всех университетах возникали анархии любого порядка, в нашем сонном студенческом городке в Теннесси солью жизни были молодые южные джентльмены и их красавицы. И хотя я не вписывалась в тамошнее общество, я не была глупой — я была так далека от образа «южной красавицы», как только может быть девушка. Тем не менее, мне было больно так быстро оказаться вовне, заглядывая «внутрь».