Не горюй о сердце — я скую другое - страница 11

— Вырос, а угрожать так и не научился, — протянула та. Нож упал в траву, чиркнув Вольгу по горлу — тоненькой полосой. — Тебе не выиграть в войне, об этом кричат птицы, об этом рассказывают мои сны. Ты думаешь, сможешь озоровать с силами, которые снесут нас обоих щелчком ногтя. Так ради чего ты идешь вперед, а не бежишь в степь?

— Не люблю возвращаться к тому, с чего начал.

Она не пришла в прошлый раз, отговариваясь неясным «равновесием». И отчасти потому его воинов смели, точно по полю метлой прошлись. Послала в помощь ему дочерей-ягинишен, они клялись Кощею быть верными до последней капли крови, но что могла сделать против магии Белобога горстка воительниц… Никто из них не мог.

— Ты ведь знаешь, чем это закончится, Кощей, что все предрешено, — горько протянула Ядвига. — Все катится кругами, как яблоко, пущенное по блюдцу, вечно вьется, но конец будет один. Неужто ты надеешься, что на тебе мир запнется, не сделает оборот?

— Надежда — для тех, у кого нет силы.

Руку объяло черное пламя, беззубо куснувшее рукав рубахи. Не пожгло ни нитки, но оплавило кости, сковало руку, и, сжимая кулак, Кощей вновь ощущал резь когтей, впившихся в плоть. Смыть это не получилось бы никогда.

— Я — мост между Навью и Правью, Кощей, — провозгласила Ядвига с присвистом. — В тебе темень беспросветная, ни один чародей в себе такой не носил. И все-таки не она твое спасение. Ты и сам это знаешь, потому и выбрал в жены человеческую девицу. Не губи в себе жизнь — все равно сгинешь. Сбереги хоть то, что осталось, что отведено тебе…

— И сколько же?

Ядвига пропала так же незаметно, как и пришла. Где-то вдалеке завыли волкодлаки.

***

На балкон Марья любила выходить в погожие дни. Удивительно, но солнце над Лихолесьем сияло гордо, полно, заливая посад. Нечисть страдала, прячась в тенях, боясь обжечься, точно в раскаленной печи, но Марья с радостью подставляла бледные щеки под ласковые теплые лучи. В этот раз она зорко оглядывала городок, знакомый ей до последнего домика. Она не могла покинуть Лихолесье, но с жадностью изучала каждую улочку, взирая свысока, и теперь с закрытыми глазами нарисовала бы город, широко взмахивая рукой перед собой.

Может быть, этот наглый молодец, китежский княжич, и был прав: она пряталась в темнице, излазанной вдоль и поперек, но не успевшей еще ей опостылеть. Однако Марья знала, что и Любава не покидает границ Лихолесья, и большая часть ее слуг, кому не нужна была для жизни свежая человечья кровь, тоже оставалась в пределах последнего клочка земли, оставшегося нечисти… И, если она называлась их королевной, обязана была томиться в том же городишке — пусть и в палатах богаче, чем можно было найти в городе…

— Моя королевна, ворон! — воскликнула Любава.

Она заметила темную кляксу птицы, стремительно приближавшейся к терему, подняла, подставила руки, и ворон упал в них, дрожа. Марья почувствовала хрупкую жизнь, теплое птичье тельце, мягкость черных перьев, стук сердца… Улыбнувшись ворону, осторожно разжала руки, отпуская его — птица грянулась об пол грудью, и вот перед ней стоял тонкий юноша в черных одеждах с застенчивой, мягкой улыбкой. Любава, известная вертихвостка, зарделась, потупилась… Юноша дышал загнанно.

— Пограничье, Марья Моревна! — выдавил он. — По мосту перешли воины!

— Но течение! — Она ушам своим не поверила. — Ни человек, ни зверь под человеком, желающий Лихолесью зла… Ведь не перелетели они Смородину!

Ей не ответили; Марья метнулась по балкону, беспомощно схватилась за голову. Ворон, сбиваясь, уверял, что Кощей предупрежден, что он скачет туда, в битву… И Марья неожиданно осознала: она торопливо, совсем не по-королевски скатывалась по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Миновала слуг, растолкала, вырвалась во двор — дружинники перед ней распахнули двери. Яркий день ударил по глазам.

— Там люди ярославского князя Всеслава! — каркнул Ворон, принявший птичье обличье и вьющийся над ее головой.

— Моего отца… — рассмеялась Марья; в своем смехе она услышала хохот Кощея. — За мной! Они за мной пришли! И неужто тот княжич, Иван, с ними?

— Нет, только ярославская дружина!