Не лезь ко мне в душу! - страница 3

Он почувствовал себя неловко. Ведь за этот год он почти никак не изменился. Даже наоборот, как ему казалось, стал выглядеть лучше, солиднее. В общем, внешне на нём никак не отразилось горе. Чего нельзя было сказать обо мне.

В спальне обстановка была не лучше, чем в других частях квартиры. Одежда была разбросана везде, где только можно было, на столе валялись пустые упаковки от еды. Но самым горьким было видеть пустые бутылки виски.

Его взгляд остановился на кровати. На ней, на животе в спортивных штанах и свитере, лежало моё тело. Тихое посапывание доказывало, что в нём ещё теплилась жизнь. Ему этого было достаточно, чтобы действовать. Ради брата.

Он включил свет.

— М-м-м-м… — запротестовала я и накрыла лицо подушкой.

— Вставай! — строго произнёс он и растонировав окно, открыл его, впуская в комнату свежий воздух. — Как ты тут дышишь? Невыносимо душно!

Я проигнорировала его, но он и не собирался сдаваться. Резким движением он отбросил подушку в сторону.

— Вставай, Яна!

— Отвали, Вадим, — недовольно ответила, закрыв лицо руками. — Тебя не учили, что, если дверь не открывают, значит, никого нет дома!?

— Но ты дома! А если бы удосужилась ответить на звонок, я бы не приехал. Так что сама виновата, — осмотрев комнату, он не сдержался. — Во что ты превратила свою квартиру!? Даже сесть негде!

— Ты взломал дверь? — спросила, игнорируя его возмущение. — Будешь сам чинить.

— Я похож на грабителя? У Марка взял ключ.

Было больно. Он так легко произносил его имя.

— Яна, вставай, говорю! — продолжал давить на меня Вадим. — У тебя появилась работа.

— Меня взяли во флот? — оживилась я и даже попыталась приподняться, но схватившись за виски, снова рухнула на кровать.

— Нет.

— Тогда мне не нужна работа. Зря пришёл, — я демонстративно повернулась к нему спиной и попыталась укутаться в одеяло.

Вадим подошёл к кровати и рывком стащил его с меня.

— Яна, если ты хочешь ещё принять хоть какое-то участие в войне, ты возьмёшься за работу!

— Что за чушь!? Я буду и дальше добиваться возвращения к полётам.

— Тебя не допустят.

— Это ещё почему? — насторожилась. — Твоих рук дело?

— Нет. Но сейчас впервые за время войны появилась возможность оставлять часть сил в тылу. Тех, кто получил серьёзную травму или не смог сдать псих-тест, отправляют в резерв.

— Что!? — подскочила я, наплевав на головную боль. — Так нельзя! Я хочу сражаться! И буду!

— Ты завалила три теста за год! — психанул он в ответ. — С чего ты взяла, что сможешь его вообще когда-то сдать!?

— За одиннадцать месяцев и четыре дня, — тихо поправила его, проигнорировав основной вопрос.

— Пусть так, — вспомнив, за чем пришёл, Вадим поумерил свой пыл. — Но в командном центре тебя больше не намерены отправлять на пересдачу.

— Я буду добиваться обратного. Они не имеют права отказывать мне в законном праве защищать родину!

— Ты не защищать её хочешь, а умереть за неё. Это разные вещи, — видя, что я собираюсь протестовать, он быстро добавил. — Ты четыре раза летала на симуляторе. И все четыре погибла, хотя в задании у тебя была только разведка.

— Это ничего не значит.

— Психологи так не считают.

— Это моё дело, как умирать! — упёрлась я.

— А светляк тоже твой? На свои деньги покупала? — мне нечего было на это ответить. — Ты выбрала слишком дорогой способ для самоубийства.

— Я не самоубийца, — зло надулась.

— Я знаю, Ян, — он подошёл ко мне и, положив руки на плечи, заглянул в глаза. — Мне ли не знать, почему ты хочешь вернуться к полётам? — он был так искренен, что я остыла и уткнулась лбом в его плечо. Он так же ласково продолжил. — Пойми, если ты откажешься от этого предложения, тебя спишут на гражданку. Я не враг тебе, Ян. Я же за тебя.

— Что за работа? — высвободившись из его рук, подошла к столу и открыла газировку.

— Тебе предлагают обучать студентов управлять звездолётами.

Я недовольно скривилась.

— Ой, вот только не надо делать такое лицо! — возмутился Вадим. — Тебе это самой нужно. Посмотри, как ты себя запустила!

Достав из кармана пачку таблеток от головной боли, взяла в рот одну и запила. Всё-таки похмелье давало о себе знать. И только когда медленно закрыла крышку, грустно произнесла.