Не предам, не покину - страница 42

Сам Даромир подошел к площадке для продажи невольников, перекинулся пардом, повел носом и тут же почуял то, чего человеческий нос подсказать не мог. Откуда-то из кучи потрепанного пыльного сена пахло кровью.

И это была кровь его Истинной!

Сдерживая рвущееся из глотки злобное рычание, Даромир раскидал полусгнившее сено и нашел окровавленную ленту, явно оторванную от подола женского платья. Тончайшее чутье, присущее хищнику, подсказало парду, что лента перетягивала руку Иветты - в области локтя или запястья.

Это могло означать только одно: кто-то из девамповских Принцев уже попробовал кровь девушки! Прокусил ее нежную кожу, присосался к тонкой синей венке, вытягивая из молодого женского тела саму жизнь!

...Когда погибла невеста, Иви, Яросвет оказался на грани сумасшествия. Вернуться оттуда ему удалось страшной ценой. Но сейчас, в этот страшный миг, он понял, что даже смерть любимой не так страшна, как неизвестность! А еще - его собственное воображение: оно рисовало перед внутренним взором парда такие жуткие картины, что шерсть на загривке встала дыбом!

- Р-р-разор-рву-у! - с трудом подавляя своего зверя и оборачиваясь человеком, провыл-проорал Яросвет.

К нему тут же подскочили дядя Болеслав и друг Горицвет.

- Что?! Что ты нашел? Держи себя в руках, Яр! - замерев в двух шагах от племянника и почтительно склонив голову, произнес Болеслав.

- Я нашел свидетельства того, что один из Принцев испробовал крови моей Истинной! - с мукой в голосе признался хевдинг. - Что же пережила бедная девочка?! Что с ней стало?

И все по моей вине!

- Послушай, хевдинг, - заговорил Горицвет, - я понимаю, что ярость и отчаяние туманят тебе разум, но подумай сам: как эта тряпица могла оказаться здесь? На площадке, где девампы выставляют на продажу пленников, которых не пожелал купить никто из Принцев!

- У тебя есть какие-то соображения на этот счет? - Яросвет перевел на друга горящий взор, продолжая сминать в кулаке единственное, что ему осталось от жены -окровавленный клочок ткани.

Горицвет не стал тянуть: не до того было.

- Как ты и просил, я поговорил с владельцем скобяной лавки. Сам знаешь, кроме кузнецов да кожевенников соседствовать с девампами никто не пожелал.

- Не отвлекайся, Гор!

- Да, прости. Так вот, местный скобарь видел, как пришел обоз кровопийц. Видел, как всех пленников увели вглубь квартала, и как потом командир отряда низших притащил сюда, к наружной стене двоих: молодую красивую женщину и мальчишку.

- Кто их купил? Он видел?! - хевдинг слушал рассказ очень внимательно, но тут не удержался, перебил товарища.

- Это самое странное, Яр! Со слов кожевника, обоих купил тот самый вентур и увез в сторону квартала уммаров. Причем наш лавочник услышал часть разговора девампа с пленниками... - Горицвет тряхнул головой и вздохнул, переводя дыхание.

Даромир притопнул в нетерпении:

- Дальше, Гор, дальше!

- В общем, похоже, командир низших опасался, что Принцы не заплатят ему ни монеты за этих двух пленников, и поспешил от них избавиться!

- Значит, все-таки вентур. Но как такое возможно?! Мы же видели его и тех, кого он вез! Моей жены с ним не было!

Ответа на этот вопрос найти не удалось никому из пардов.

- Думаю, мы должны поговорить с уммарами. Все-таки рядом с Иветтой все время был медвежонок, а теперь еще и рассказ лавочника указывает нам на то, что дети Снежного Медведя как-то со всем этим связаны, - решил, наконец, хевдинг.

С ним согласились все. Дружно помчались в квартал уммаров.

От медведей парды ни лжи, ни подлости не ждали: эти два народа не были очень уж близки, но относились друг к другу с уважением. Они охотно торговали между собой и иногда даже объединяли свои отряды, чтобы дать отпор человеческим войскам. Непоседливые, воинственные людские князья время от времени собирали дружины, усиленные магами, и пытались захватить и разграбить то часть Старого леса, то прибрежные поселения уммаров.

В квартале уммаров Даромира и его друзей ждало разочарование. Во-первых, квартал был велик, и оставалось только догадываться, в какой из домов вентур мог отвести пленников. Во-вторых, рассказывать о своих соседях и их делах никто не хотел.