Не принимай красную таблетку - страница 5

стр.

Даже если этот ад творился дома, где были жена и выросший сын. И если с последним проблем не было, он пять дней в неделю учился в столице и готовился подхватить отцовское дело, то Лена, оставшаяся без работы, сходила дома с ума. Она была художницей по костюмам в театре, отличной художницей, но когда начальство поставило её перед выбором – или на свидание, или вон с работы с волчьим билетом – она выбрала то, что считала правильным. Но уже через полгода начала говорить вещи, какие Сергей Витальевич никак не мог посчитать правильными.

«Если бы не ты, я бы продолжала там работать, – бубнила Лена по вечерам. – Подумаешь, одно свидание, велика проблема…»

Сергей Витальевич слышал о том, что творческие люди должны постоянно находиться в бурлящем океане эмоций, что им просто необходим такой источник питания для работы, но не мог этого поддержать. Он был сугубо рациональным человеком, чувства ему мешали.

«Если тебе станет легче, я могу принести тебе образцы “Дизайна”, чтобы ты могла легче пережить этот период», – как-то предложил Сергей Витальевич Лене. Это был его испытанный метод решения проблем – отстраниться от чувств и просто делать дело. Но Лена, кажется, была другой, потому что она вдруг взорвалась гневом и ненавистью.

«Поверь не могу, что вышла замуж за это бесчувственное бревно! – кричала она. – Боги, двадцать лет жизни в помойку! Хоть бы ты исчез, просто исчезни из моей жизни и никогда не возвращайся!..»

В тот вечер Сергей Витальевич действительно ушёл. Но, как он думал, только на вечер, давая жене успокоиться и прийти в себя. Сам же он провёл ночь на работе, и, как оказалось, очень своевременно там появился: пришли отчёты из лаборатории. Статистика показывала, что у ста процентов добровольцев повысилась травматичность: под «глушилкой» они не осознавали опасности, не реагировали на неё должным образом и ещё куча неприятных деталей. Заключение содержало рекомендацию немедленно свернуть испытания на людях, пока никто из них не покалечился или что ещё хуже.

Это был провал. Маркетинговая машина уже работала на полную мощь. Сергей Витальевич уже был уверен в своей формуле настолько, что собирался предложить её жене. Да чего греха таить, он сам хотел закинуться «глушилкой» по пути сюда, но его отвлёк зазвонивший телефон. Чёрт, чёрт, чёрт…

Об этом никто не должен был узнать. Ни в коем случае. Сергей Витальевич открыл досье всех сотрудников лаборатории, всех добровольцев – экран зарябил от бесконечного количества окон, но этого было мало. Он распечатал условия эксперимента, типовой договор с добровольцем, трудовой договор сотрудников лаборатории. Затем ещё все детали по формуле, принципам её работы – искать ошибки.

Всю следующую неделю он выходил из своего кабинета только в туалет и душ. Но сколько бы усилий ни было вложено в поиск, сколько бы стараний он ни приложил – всё бесполезно. Это был замкнутый круг, и его проблема была в начальной точке: «глушилка» убивала реакцию на триггер, как полезную для организма, так и небезопасную или даже ошибочную. До тех пор, пока формула работала именно так, она была нежизнеспособна в реальных условиях.

Империя Сергея Витальевича рушилась, ещё не достроившись до конца.

Он не мог с этим смириться, нет, только не сейчас.


Кабинет 402 действительно нашёлся на четвёртом этаже. На двери висела бликующая в свете фонарика от смартфона табличка: «Стрелецкий Павел Константинович, руководитель службы безопасности». Павел достал бейджик, перевёл взгляд на табличку, снова на бейджик. Кажется, что-то было не так, или, возможно, его пропуск был старым. Возможно, в своём текущем положении он уже не мог блокировать двери или ещё что – кто знает.

Осторожно, боясь дышать, Павел опустил сумку с бомбой на пол, прошёл в кабинет и щёлкнул выключателем. Освещение было тусклое, сразу показалось, что он находится в кладовке. Здесь не было ничего такого, что могло бы рассказать ему о личности владельца: простой письменный стол у окна, простое офисное кресло, стеллажи с бумагами и небольшой сервер. На столе – настольная лампа и ноутбук, при нём только мышка, даже колонок не было. Стены просто выкрашены белой краской, безо всяких рисунков или плакатов. Сплошная белая стерильность.