Не сдавайся - страница 19

Обойдя вокруг главного дома и часовни, чтобы не быть замеченной выходящей из душа, я возвращаюсь к своему дому в дальнем конце ряда жалких лачуг. Свет просачивается сквозь деревянные щели вокруг двери жалкой лачуги, которая была нашим свадебным подарком. С приветствием и улыбкой на губах я открываю дверь, чтобы войти внутрь.

Все в хижине перевернуто верх дном, и моя мать стоит посреди обломков. Ее лицо безмятежно, но глаза горят. Ее руки сложены перед собой, как будто в молитве. Такая мать пугает меня. Та, кто привела меня сюда, которая кричит о грехе, покаянии и спасении. Это женщина, которая стояла и смотрела в тот день после моего второго побега.

Иеремия стоит рядом с ней, а Дэниела нигде не видно.

Мой тонкий матрас превратился в лохмотья, а замысловатое лоскутное одеяло, которое я месяцами шила вручную, изорвано. Их набивка покрывала пол, как непристойный снегопад. Вся моя тяжелая работа изчезла в одно мгновение, и я не успею сшить новое одеяло до зимы.

Все в моем доме было вскрыто и разорвано. Одежда валяется повсюду, маленький комод разбит. Старые настенные часы на батарейках уничтожены. Даже деревянный каркас, который поднимал матрас над полом, превратился в руины.

Ничего из моего не пощадили, даже Библию. Страницы разбросаны, обложка висит, тусклая и пустая, на краю полки. Я замечаю, что даже обложка разорвана, а записка, которую написал мне отец, уничтожена. Они никогда бы не осмелились осквернить то, что считали настоящей Библией, но моя несла в себе все «языческие суеверия» и «языческое отступничество» Апокрифов. Это было единственное, что у меня осталось от отца, а теперь ее тоже нет.

Мои глаза медленно наполняются слезами, когда я пытаюсь понять смысл разрушения вокруг меня и делаю глубокий вдох. Нет, это хорошо. Мне здесь больше нечего терять. Мое сердце ожесточается от новой решимости. Правильно. Мне все равно как, но я уберусь отсюда. Подальше от этих безумцев. Желая прогнать слезы, я напрягаюсь и смотрю на двух людей, стоящих посреди моего разграбленного дома.

— Почему? — спрашиваю я, гордясь твердостью своего голоса.

Иеремия глядит в сторону, но моя мать смотрит на меня, подходя ближе. С такого расстояния безумный блеск в ее глазах тревожит еще больше. Что с тобой случилось, мама? Было ли это чем-то, что всегда жило внутри тебя? Или Эммануил сделал с тобой что-то, что привело тебя на темную сторону?

— Мы знаем, — говорит она так тихо, что я едва слышу.

— Мы знаем все. Просто скажи правду, покайся сейчас, и я обещаю, что отец Эммануил все исправит. — Сладкая мольба в ее голосе должна была успокаивать, но в сочетании с огнем, пылающим в ее глазах, это только больше беспокоило.

— Мама, — говорю я, пряча свой гнев и страх под самым спокойным голосом, на который только способна. — Я понятия не имею, о чем вы говорите.

— Не лги нам, женщина! — наконец заговорил Иеремия, и я в отчаянии отрицательно качаю головой.

В крошечной комнате на несколько секунд воцаряется тишина, пока я жду, что он еще скажет. Он выжидает, но моя мать первой теряет терпение и намекает мне:

— Натан все видел!

— Он видел все... — О, Дэниел, я умоляла тебя быть осторожным. Чем вы занимались на людях?

— Он видел, как ты воровала у нас! — закричал Иеремия.

Я настолько потерялась в своем личном страхе за мужа, что его слова не сразу улавливаются, и когда это происходит, мне приходится бороться, чтобы сохранить озадаченное выражение на лице. Наконец-то. Они говорят о деньгах. Маленький засранец видел, как я отсчитывала сдачу и клала в карман долларовые купюры. Я готова к этому. О, я так готова к этому. Если бы не разговаривала с сумасшедшей-мамой? Если бы со мной была хорошая мама или, по крайней мере, не такая сумасшедшая мама, мне было бы трудно сдержать улыбку.

Конечно, я утаила деньги и, конечно, украла их. Я откладывала несколько долларов тут и там, копила на следующий раз, когда убегу. Я не глупая. И не храню их здесь, в своем доме, и не откладываю их, когда кто-то видит, как я это делаю!

— Он видел, что я делала что? — спрашиваю я. У меня уже есть план, как разобраться с этим, так что давайте покончим со всем. Мне нужно, чтобы мама успокоилась, а затем найти что-нибудь, на чем можно было бы поспать.