Не сотвори себе кумира - страница 22

– Я верю вам, но помочь ничем не могу, кроме как советом прекратить голодовку… Кстати сказать, о вызове вас на допрос во время голодовки я узнал только вчера. Это явное нарушение законности, и Ковалев получил строгое предупреждение от своего начальства за самоволие… И еще хочу сказать, что умереть вам никто не даст, и в первую очередь я сам.

– А вы-то здесь при чем?

– А при том, что вы неграмотны в этих делах, Иван Иванович! Если вы будете и дальше продолжать голодовку, вас будут кормить искусственно и насильно. Я сам приду сюда или в тюремную больницу и вместе с медиками Дуду вас кормить… Поняли, наивный вы человек? За жизнь заключенных отвечаю в первую очередь я, как начальник тюрьмы, и не допущу ничьей смерти от голодовки. Неужели вам это не ясно?

Мало-помалу мною овладевала внутренняя борьба. С одной стороны, я понимал, что Воронов лукавит, руководствуясь чисто личными мотивами, с другой же стороны, мне все более становилось ясным, что, к сожалению, он говорит чистейшую правду: голодовка может быть на руку только следствию и во вред мне.

Умирать я не собирался – это было бы поражением. Надо бороться, бороться до конца. Впереди, очевидно, меня ожидают еще неведомые испытания, и, чтобы достойно их встретить, нужно быть бодрым и сильным, а я так некстати совершенно ослаб. Вспомнились мне и брошенные Ковалевым слова о кормлении через задний проход…

С неожиданной ясностью я понял вдруг, что совершил грубейшую ошибку, поддавшись чисто литературным книжным идеалам, в то время как ситуация, в которой я оказался, была далеко не книжной.

– Хорошо, я прекращаю голодовку…

– Слава богу! Наконец-то послушались голоса разума!- облегченно вздохнул Воронов и достал из нагрудного кармана специальный бланк об отказе от голодовки. Он заполнил его на неровном подоконнике.- Подпишите этот документ, и я сейчас же распоряжусь, чтобы вас хорошенько накормили, конечно с учетом вашего голодного желудка…

Мне стало не по себе. Хотелось завыть от обиды, от того, что я по-детски ослаб, что семидневная голодовка заканчивается ничем! Что начальнику тюрьмы я позволяю играть на моей слабости. Противоречивые чувства -страх допросов и еще не сломленные гордость и достоинство – терзали меня.

Подождите, начальник,- оттягивал я время,- дописать я всегда успею, а можете вы обещать, что меня не будут больше бить на допросах?

– Неужели вам не понятно, Ефимов, что начальник тюрьмы сам лицо подчиненное, следователи мне не подчиняются. Все только от вас будет зависеть…

– Хорошо, я вам верю,- решил я польстить Ворону.- А можете вы вызвать ко мне в камеру прокурор. Он сделал нетерпеливое движение и нахмурило

– Это зачем же?

– Хочу рассказать ему про безобразия, о которых видимо, не знает.

Воронов лишь на секунду смутился – он был готов любое обещание, тем более что прокурору и без меня было хорошо известно, что делается за тюремными с нами.

– Даю слово, Ефимов, что эта просьба будет полнена.

– Честно?

– Честное слово начальника тюрьмы!

– Еще один уговор: разрешите мне свидание с матерью или женой. Они, бедные, вероятно, каждый де томятся у тюремных ворот и добиваются встречи со мною.

Воронов растерялся.

– Подследственным вообще не положены свидания,- сказал он.

– Я это знаю, как знаю и то, что следствие по мое делу закончил еще Громов… Но оно почему-то продолжается… Я очень прошу вас устроить мне встречу в ваше кабинете и в вашем присутствии.

Мое предложение было явно нахальным: не так уж в лика моя персона в районном масштабе, чтобы начальник межрайонной тюрьмы хлопотал за меня и устраивал ев Дания в своем кабинете) В этих стенах томился не один Десяток работников покрупнее меня – не только из Стар русского района, а и из Поддорского, Демянского, Валдайского и других. Воронов притворно почесал затылок и сделал страдальческую улыбку.

– Разве здесь что-нибудь утаишь, хотя бы и у меня кабинете. Впрочем, попробую устроить вам одно свидание с матерью, если, конечно, удастся. А теперь подпишите, и дело с концом,- сказал он, заторопившись.- Извените, Иван Иванович, дела!

Я подписал бумагу.

Простившись с необычайной теплотой, он поспешно вышел.