Не страшись урагана любви - страница 6
Позднее Бонхэм, конечно, сказал, что все произошло из-за спешки, что если бы он сначала лишь слегка пососал бы трубку, то всплыл бы с чистыми легкими, времени у него было предостаточно. Но Гранту каждый раз требовалась вся его воля, чтобы выдохнуть под водой в трубку. Как же он мог еще больше напрягаться? Время, сказал Бонхэм, и практика. И паника, паника — самая большая опасность, враг, единственная опасность подводного плавания.
К счастью, подумал Грант, прошлым вечером он не рассказал своей любовнице и ее мужу о маленьком инциденте. А сейчас они выходят в море. Впрочем, там даже не знают, что они выходят. Украдкой он снова глянул вверх, на виллу, где они были, ее еще было видно отсюда. И снова одетая в черную мантилью, с наполовину скрытым лицом фигура, стоящая с перстом указующим, проплыла перед его внутренним взором. Временами он ненавидел ее до мозга костей. Вежливо обтерев горлышко бутылки ладонью — вечный жест всех пьющих из бутылки, — он, благодарный за тепло, вернул джин Бонхэму.
— Слушайте, — довольно резко громыхнул Бонхэм. — Там вам не придется снимать акваланг. Только маску, как я и учил. Мы поплаваем и посмотрим. У меня есть камера, ее надо попробовать. Так что я вас пофотографирую. — Это был чистый подкуп. И это немного рассердило Гранта. Ему не нужны взятки, чтобы нырнуть. Бонхэм сам хорошо отхлебнул, затем, поколебавшись, как будто не был уверен, что это следует делать при Гранте, вытер горлышко и протянул бутылку Али, который, дергаясь и ухмыляясь, глотнул, вытер горлышко и завинтил пробку.
Грант не упустил смысла колебания, но ничего не сказал — ни об этом, ни о довольно резком замечании Бонхэма. Он сейчас, после взгляда на виллу, больше был озабочен и заинтересован собой. Зачем он это делает? Чего хочет? Найти реальность? Исследовать и вновь открыть реальность, которую он за последние две пьесы и шесть или восемь лет жизни начал терять и в жизни, и в работе? Да. Да, реальность. Потому что вне своей работы он был ничто. Ничто. А работа была жизненностью, жизненностью и энергией и — мужественностью. Так что вперед. Да, реальность, но также и исследование и новое открытие своей Мужественности. Его Мужественности с большой буквы, которую он теряет вместе с реальностью и работой. Да, все так. А также, чтобы избавиться, хоть ненадолго, от благовоспитанности стареющей любовницы, черной фигуры на церковных ступенях, которую он когда-то любил, а сейчас странным образом и любит, и не любит, одинаково и одновременно, и которую он, по крайней мере, отчасти, считал виновной в вызывающей страдание потере реальности и Мужественности. Может быть, он считал ее, даже наверное считал ее полностью виновной в этой потере. Но в конце концов он вообще убежал от нее, потому что она навязалась ехать с ним вместе. На самом деле именно она нашла ему Эла Бонхэма! Она выехала первой, пока он был в Нью-Йорке, огляделась здесь и нашла ему преподавателя, которого сочла достойным.
А тем временем, во время «деловой» поездки в Нью-Йорк со своей последней, новехонькой пьесой, случилось и еще кое-что.
Грант встретил девушку.
Большой Эл неожиданно и резко повернул штурвал вправо, и маленькое судно круто легло на правый борт. Они были уже в открытом заливе. Прямо впереди, в миле отсюда, была взлетная полоса, одна из трех, имеющихся на острове, почти соприкасающаяся с черной лентой дороги, идущей вдоль побережья.
— Как раз в конце полосы этот риф, — сказал Бонхэм. — Полмили. У меня две или три заметных точки, чтоб точно знать. — Так же яростно, как он сделал поворот, который Грант счел излишне энергичным, он неожиданно сбросил обороты двигателя, и Грант вцепился в планшир, чтобы не упасть вперед, как это случилось с Али. Три-четыре минуты Бонхэм слонялся взад и вперед по катеру, вглядываясь за борт. — Вот она, — сказал он. — Моя особая точка.
Грант тоже глянул за борт. Под ним в зелено-голубой воде развевались и трепетали желтые и коричневые лоскутья. Прямо рядом с ними и, как если бы он стоял у самого края вертикальной высокой скалы, он мог видеть, когда море успокаивалось, чистый песок глубоко внизу, выглядевший под водой темно-зеленым. Солнце жгло спину, и Грант похолодел при мысли о погружении в воду, налитую не в ванну, не в бассейн, а в воду, где температуру не отрегулируешь.