Не только память - страница 40

И он улыбается.

Я распрощался с туристами (мы договорились встретиться вечером в Таунджи) и перебрался поближе к корме, чтобы принять участие в интервью. Не совсем обычном интервью, хотя вопросы были самыми обыкновенными.

— Как вы себя теперь чувствуете?

Оказывается, парень знает немного английский.

— Хорошо.

Наступает молчание. Парень смущенно улыбается, его английский не дает возможности рассказать все, что он хочет, а наш бирманский ограничивается немногими элементарными словами.

На помощь приходит моторист с черутом. Он подогнал лодку поближе, корма к корме.

— Когда собираетесь обратно в госпиталь? Доктор Митрофанов просил напомнить, что он ждет вас.

— Через месяц приеду. Доктор сказал, что никаких следов не останется.

— У него девушка есть, — вмешивается наш моторист. И смеется. — Жениться собирается. А раньше девушки не смотрели. Ну не смотрели на тебя девушки? — Оба хохочут.

Недоумевающие туристы оборачиваются. Но наш моторист не спешит.

— А правда, что доктор одной женщине из Таунджи ребро вставил вместо челюсти? Маун Шве Ньюнт рассказывал.

— Правда.

— А правда, что Маун Шве Ньюнту кожу на лицо с живота поставили?

— Тоже правда.

— А мы ему не верили.

— Я же вам показывал.

— Ну, то ты показывал. Что ты еще хочешь сказать нашим друзьям? — Мотористу надо ехать.

Маун Шве Ньюнт улыбается. Он часто улыбается. Правда, улыбка еще не совсем настоящая. Улыбаться ему непривычно. Он еще приучает к этому мышцы лица. Но улыбаться ему нравится.

— Я сам все доктору расскажу, когда приеду.

Мы еще раз встретились на озере с туристами. В пагоде. Наша лодка подошла к причалу, и туристы, которые подъехали сюда раньше, позвали нас наверх.

— Здесь такой чудесный вид.

Вид и в самом деле был великолепный. Мы тоже фотографировали голубые горы и чаек, монашат в оранжевых тогах и ленточки каналов между домами. Пагода в Индаине отличается от обычных бирманских пагод. Это скорее помесь пагоды и навеса над позолоченными буддами. Будд пять, и каждый из них так густо покрыт золотом (лепестки сусального золота можно купить тут же, рядом), что фигуры потеряли первоначальные формы. Раз в год, во время фестиваля огня, эти статуи разъезжаются на баржах по деревням — редкий случай, когда боги официально наносят визиты своим подопечным. Считается, что после такого визита жизнь в деревне должна стать лучше.

Когда мы вернулись к лодке, Маун Шве Ньюнт, поджидавший нас, достал из-под сиденья только что купленную шанскую сумку.

— Передайте, пожалуйста, доктору. Пускай ждет меня через месяц.

Кончая рассказ о госпитале, — завтра в Мандалай, — хочу сказать еще об одном враче, Матвееве, процитировать слова некоторых бирманцев, заглянуть в письма, которые он получает от своих бывших пациентов. Такие письма получает не только Матвеев — получают их нее наши врачи. Но так уж получилось, что Матвеева мы застали как раз в тот момент, когда он читал эти письма. Клянусь, это было именно так. Мы вошли в кабинет к Матвееву, а он читал письма. Рядом сидела медсестра отделения и переводила некоторые из них с бирманского или. китайского на английский.

Матвеев — ученый, отоларинголог, хирург и изобретатель. Вот пример. Операции в лобной пазухе очень болезненны — приходится пробивать лицевую кость при помощи специальной стамески и молотка. Никакой наркоз не спасает от сильной боли. Как справиться с этим? И Матвеев, большой сторонник «щадящей хирургии», приспосабливает к сконструированной им фрезе маленький электромотор. Аппарат работает, как бормашина, и в течение полутора минут просверливает аккуратное отверстие в кости. Таким образом, самая мучительная стадия операции сходит на нет. Матвеев провел по своему методу более семидесяти операций — и все успешно, без единого осложнения. Два бирманских врача уже освоили метод Матвеева, и один из них, У Вин Швин, работает отоларингологом в соседнем районе.

Люди, которых лечил Матвеев, лучше могут судить о нем, чем я. Вот что они говорят:

«Я никогда не забуду Ваших усилий, — пишет У Мьин Хан из южного города Мергуи, — чтобы восстановить мое здоровье. В признание Вашей великой доброты позвольте мне пригласить Вас нанести визит нашему городу в удобное для Вас время. Не будет большего счастья для меня, чем принять Вас у себя на родине». Другое письмо, из Рангуна: «…Я хочу, чтобы Вы поверили, что сколько бы я ни прожил на свете, я никогда не забуду Вас, человека, который вернул меня к нормальной жизни…»