Не только память - страница 41
Наверняка на столе у доктора Матвеева накопилось много новых писем с тех пор, как мы покинули Таунджи.
Когда мы ехали в госпиталь накануне отъезда, «Волга» была на профилактике и нам дали госпитальный ЗИМ. На тротуаре пожилая женщина с большой корзинкой в руках помахала нам рукой. Остановились.
— Не подвезете меня до госпиталя?
Таунджи — город маленький, все машины наперечет, и если едет вниз по улице — значит, в госпиталь.
— Меня зовут мисс Годвин, я учительница здешней школы. Вот еду к доктору Матвееву. То есть не столько к доктору Матвееву, сколько к Ма Кин Кин. Вы не знаете Ма Кин Кин? Но вы наверняка должны знать доктора Матвеева. Ну вот, я так и думала. Он лучший доктор, которого я знаю, и самый добрый. Уж можете поверить — я чуть не умерла. И в Рангун ездила и даже в Индию собиралась, но мне говорили — ничего не получится. Терпите. И вы можете поверить, я уже собралась умирать. Задыхалась, по ночам не спала. Сколько мне лет, как вы думаете? Вот и не угадали. Мне сейчас сорок пять, а год назад было шестьдесят с лишним. Нет, какие тут шутки! Это чудо. А теперь почти каждый день бываю в госпитале. Вы разве не знаете, летом, после каникул, доктора провели обследование учеников всех школ Таунджи? Это было невиданно! А потом начали лечить всех, кому требовалась помощь. Говорят, у вас в России такие осмотры проводятся регулярно. Это замечательно! Две мои ученицы лечатся теперь у доктора Матвеева. Вот везу им мандарины. В Таунджи самые лучшие в мире мандарины. Вы не знали? Ах, да, вы приезжие. Спасибо большое, что довезли. Если завтра будете в госпитале, увидимся. Я каждый день здесь бываю после школы.
И мисс Годвин застучала каблуками по широкой лестнице.
У этой лестницы мы встретили По Хла. Правда, мы тогда еще не знали, что его зовут По Хла. Он стоял у двери, в широкополой шляпе, с шанской сумкой через плечо. Рядом была сестра в красной юбке.
— Извините, — сказала она, — этот человек узнал, что вы из Рангуна, и у него есть к вам просьба. — Сестра хихикнула, как будто просьба казалась ей странной.
По Хла достал из сумки листок бумаги, вырванный из тетради в клетку.
— Он просит вас напечатать в газете его стихи. Ему не нужны деньги. Он писал, пока лежал у нас в госпитале, а теперь возвращается в деревню.
По Хла передал нам листок, сказал «спасибо» и покинул нас. Больше мы его не видели. В том, что крестьянин в Бирме пишет стихи, нет ничего удивительного. Даже в самой глухой бирманской деревне много грамотных. Буддийская страна — здесь испокон веков в монастырях ребятишек учили читать и писать. А теперь и говорить нечего. Школа в каждой деревне. Музыку и поэзию бирманцы очень любят. И поэтов на душу населения больше, чем в любой европейской стране.
Стихи были напечатаны в газете:
Бирманский крестьянин
в Таунджийском госпитале
ДОРОГА НА МАНДАЛАЙ
Да, все-таки мир мал. Последним вечером в Таунджи я шел по узкой уличке в гостиницу к нашим туристам. Очень тихо, очень много звезд и светлый дом под горой. Холодно и сосны. А в пустой гостинице, в холле, где пахнет недавно потушенными свечами, — Рождество, и с потолка свисают сморщившиеся воздушные шары. Заспанный бой показал мне комнату, где остановились наши Саплина и Поповкина. Саплина лежала на кровати с красной распухающей щекой. Обгорела на озере Инле. Через три дня они вернутся в Москву, позвонят к нам домой и скажут, что все в порядке. А я в то время буду в Мандалае.
Когда еще не рассвело толком, мы прощались с Таунджи и Шанскими горами. На рынке было так много мандаринов, что, казалось, там уже взошло солнце. Мы завалили мандаринами заднее сиденье, где лежала молодая сосенка — ее принесли знакомые бирманцы. Будет чем встретить Новый год в Рангуне. В «Волге» хорошо пахло — Новым годом, хвоей и мандаринами. К рынку съезжались повозки с астрами. Ранние покупатели уносили белые и красные букеты.