Не только память - страница 9

А еще через два года под Шведагонским холмом, там, где теперь стоят молодые деревья Парка Сопротивления, собрались на последнее совещание бирманские офицеры и представители партизан. В ту ночь решено было начать всеобщее восстание против японских оккупантов. Возглавил это восстание двадцативосьмилетний генерал Аун Сан.

Видел Шведагон, как победителями вошли в Рангун колонны повстанческой армии, как вернулись вслед за ними английские полки, и слышал, как на стотысячном митинге у Шведагонского холма генерал Аун Сан сказал, что если англичане немедленно не дадут Бирме свободу, то бирманский народ получит ее сам, с оружием в руках. И еще видел Шведагон, как через весь город тянулась похоронная процессия. Хоронили генерала Аун Сана и министров Временного правительства, убитых летом 1947 года врагами свободы.

А 4 января 1948 года, в четыре часа утра, над Рангуном загремел салют — Бирма, хоть и дорогой ценой, вернула себе независимость, Навсегда.

Вот что видел Шведагон — самая большая в мире пагода, построенная бирманцами много веков назад.

Наша «Волга» проезжает мимо Шведагона и по зеленым улицам идет на север. Машины встречаются редко — это в основном большие грузовики, груженные живностью, бананами, арбузами; они спешат на многочисленные базары Рангуна.

Проезжаем мимо большого щита. Гостиница «Инья-лейк». Неоновая надпись еще не потушена.

— Знаешь, — говорит мне Лев, — скоро должен приехать Андреев. Архитектор. Он теперь президент Общества советско-бирманской дружбы, приедет на конгресс общества. Ему, наверно, интересно будет посмотреть на свое детище.

Детище похоже на белый теплоход. Гостиница получилась легкой, светлой и просторной. И еще — прохладной. Даже в самую жару туда залетает ветер с озера. В гостинице больше двухсот номеров, и, конечно, уже никто не отрицает, что она — лучшая в Бирме и одна из лучших в Азии.

Забегая вперед, надо сказать, что к весне приехал архитектор Андреев — отец гостиницы. Он пошел в свой номер на третьем этаже и исчез. Пора было ехать в посольство, газетчики ждали интервью, а Андреева нигде не могли найти. И, только обогнув здание, я случайно углядел вдали под грибком над озером знакомую фигуру. Виктор Семенович не заметил, как я подошел. Он сидел, положив на колени фотоаппарат, и смотрел на шестиэтажную красавицу.

— Любуетесь? — спросил я.

— Нет, не то. Я построил много домов, разных, были лучше, были неудачные. Но сначала я их представлял себе, видел, какие они будут, потом работал. Знаете, очень трудно угадать, что увидишь в жизни, то есть каждый раз, когда я наяву вижу то, что прежде прошло передо мной в десятках вариантов — в эскизах, перспективах, рабочих чертежах, я немного удивляюсь. Вот не предполагал, что буду смотреть на гостиницу с этой точки, что за зданием будут видны вон те большие манговые деревья. И яхты на озере.

Андреев вдруг замолчал. Потом улыбнулся и добавил:

— А все-таки нельзя было так красить опоры. Прибавляют тяжести. Спорил я со строителями, но пришлось тогда уехать, и они сделали по-своему. Мы, архитекторы, без строителей жить не можем, строители, что бы они ни говорили, тоже без нас вряд ли обойдутся. А вот всю жизнь ругаемся.

И я очень в этот день завидовал архитектору Андрееву. Пусть неудачно покрашены опоры. Столицу Бирмы украшает здание, которое придумали и сделали Виктор Семенович и его друзья — архитекторы, конструкторы, строители.

Еще несколько километров — и аэропорт Мингаладон. С этой точки начинается знакомство с Бирмой, и именно тут, когда открывается дверь самолета и, шагнув на ступеньку лестницы, впервые вдыхаешь тяжелый с непривычки, густой бирманский воздух, ты говоришь ей: «Здравствуй».

А поле аэродрома и здание аэропорта хоть современны, хороши, но в общем безлики. Над аэропортами всего мира висит какое-то проклятие одинаковости. Наверно, это потому, что самолеты делают одно и то же, куда бы они ни прилетали. Сначала самолет наклоняется, и навстречу ему наклоняется земля и показывает одинаковые сверху крыши домов. Потом он долго катится по бетонным дорожкам — будь то Рангун, Дели или Аддис-Абеба, затем на его пути появляется бесстрашный человек с флажками в руках; самолет бросается на человека, будто хочет изрубить его винтами, но, не доехав трех метров, встанет, взревет моторами и остановится. Приехали.