Небесный артефактор - страница 28

– Что ж, всем известно, для чего мы сегодня собрались, – наконец заговорил Гревский, дождавшись, пока участники собрания устроятся за столом. – Но прежде чем мы перейдем к основным вопросам собрания, предлагаю рассмотреть заявление нашего гостя, изъявившего желание присоединиться к Веди-клубу. Поручителями господина Завидича являются первокурсник Михаил Горский и мастер церемоний большого зала Иван Федорович Горский.

– Испытание?

Стоя чуть в стороне от стола, я не заметил, кто именно это спросил.

– Второе, – ответил Гревский и перевел взгляд на меня. – Кирилл Миронович, у вас были сутки на то, чтобы подготовиться к сегодняшнему заседанию. Я не буду долго говорить и расспрашивать вас, поскольку сло́ва, по крайней мере, одного из ваших поручителей нам вполне достаточно. Поэтому я просто повторю: удивите нас.

Удивить – это можно. Вчера я довольно долго перебирал варианты, но в конце концов остановился на самом простом.

Я подмигнул серьезно насупившемуся Михаилу, сидящему за столом, и, сделав пару шагов, выложил на наборную столешницу свой значок пилота.

– Это… ваше?

После нескольких минут молчания, во время которого значок пилота внимательно рассмотрели все присутствующие, я кивнул.

– Могу я узнать, за какие заслуги вы его получили? – осведомился сосед Гревского, кряжистый молодой человек лет двадцати на вид.

– Самостоятельная посадка шлюпа на площадку Высокой Фиоренцы, с отключенным приводом, – честно ответил я.

– Однако. А кто вам его вручил?

– Бонифацио Руджиери, капитан порта третьего сектора Высокой Фиоренцы.

– Неистовый Бонифатий? – переспросил меня все тот же «допрашивающий», переглянувшись с Гревским. – Бывший капитан первого ранга, командир линкора «Слава»?

– Честно говоря, первый раз слышу это прозвище, но человек, вручивший мне этот значок, действительно некогда состоял на русской службе в чине капитана первого ранга. К сожалению, я также не знаю, каким кораблем он командовал, – ответил я.

– Кхм… Кирилл… Миронович. Вы же понимаете, что мы обязательно проверим… легальность получения этого знака? – Я кивнул в ответ, и Гревский обратился к своему соседу: – Роман, клубный телеграф находится в техническом зале второго этажа. Прошу вас, запишите номер знака нашего гостя и запросите сведения о нем из реестра пилотов Китежского порта.

На установление «легальности» ушло чуть больше получаса, а вот на то, чтобы принять меня в клуб, не было потрачено и пяти минут. Никаких церемоний, никаких ритуалов. Пожали руку, внесли имя в клубную книгу – и готово. Класс. Жаль только, полгривны пришлось отдать за перстень. Хорошо еще, что Мишка заранее предупредил о его стоимости…

День встречи с директором начался с того же, что и предыдущие. Тренировка у мастера Фенга и очередной экзамен, результаты которого нам сообщат только после обеда. Михаил был недоволен, ворчал и ерзал даже в кофейне, где мы устроились, чтобы перекусить. Я еле успел поймать падающее со стола блюдце, которое младший Горский неловко смахнул, оборачиваясь на звук открывающейся двери.

– Прекращай вибрировать, Миш.

– Как? – удивился он.

– Не суетись, говорю, – пояснил я. – Сдали мы этот экзамен, не сомневайся!

– Да какой экзамен! У меня тут друга отчислять собираются… – фыркнул Мишка.

– Да ладно! – Я сделал большие глаза. – Не сгущай краски, Миш. Ну не получится переиграть с этим временным переводом, и черт бы с ним. Будем учиться вместе в Китеже. Да, придется перестраивать мои планы, но это же не смертельно… А значит, переживем!

Мишка вздохнул. А я…

У меня никогда не было друзей. Ни там, ни тут. В Меллинге я учился в школе Фабри́чки с детьми старших работников и конторских верфи… и дружить с ними мне было «не по чину». Они меня просто не принимали в свою компанию. Ну а дети рабочих, с которыми мы работали на самой верфи, недолюбливали меня… по сути, по той же самой причине. «Выскочка»… «барчонок», как меня только не называли, и все из-за того, что отец, выбившийся в мастера своим умом, отдал меня в школу Фабрички.

А там, ну какие могут быть друзья, когда находишься на домашнем обучении без права покидать загородное имение рода, а трое родственников, единственные более или менее подходящие по возрасту в друзья, рассматривают тебя исключительно как грушу для битья?