Небольшие повести - страница 32

- Александр Егорович. Володя просил передать, что вернется поздно. У нас там трубу забило, по которой с насыпи сбрасывается вода. Наверху - целое озеро стоит. Если вода прорвет валик, будет авария. Весь откос размоется.

- И как же теперь?

- Ничего. Выправим положение, - сказал Александр Егорович таким же тоном, каким говорил Володя.

Василиса Михайловна закончила несложное свое дело, пошла в камору. Люда сидела у окна и читала Володину книжку. «Ну как ей сказать, - подумала Василиса Михайловна, - опять расстроится на целую неделю». Но все же она объяснила внучке, как могла, и про трубу и про валик. Люда все внимательно выслушала, не обиделась и не огорчилась, только качнула плечами и снова стала читать. И, может быть, все бы обошлось хорошо, если бы как раз в эту пору не занесло к ним Никодима Павловича.

- Куда собралась? - спросил он Василису Михайловну, кивнув на Люду.

- В кино, в Сосновку, - ответила Люда весело.

- Опять с ним?

- Нет, с вами. Пойдемте?

И они ушли, а удивленная Василиса Михайловна долго стояла посреди комнаты, глядя на неплотно прикрытую дверь так, будто дверь сейчас ей объяснит, что же такое получилось.

Не больше чем через пятнадцать минут после того, как они ушли, вернулся с работы Володя, мокрый и довольный, стал смотреть в разные стороны, заглянул на кухню.

На душе у Василисы Михайловны стало так тошно, что она не могла с ним говорить, вышла на крыльцо и принялась звать кошку. Солнце уже зашло. Далеко за займищем, там, куда раньше гоняли пасти коров, беспокойно стрекотали по рельсам колеса вагонов. А в другой стороне царила глубокая тишина, и по этой тишине в темноте угадывался Дон.

«Кис-кис-кис, - позвала Василиса Михайловна, кутаясь в шаль и слушая, как удаляется поезд. - Кис-кис-кис».

Кошка медленно прошла в сени. Василиса Михайловна замкнула двери, пошла ставить чай. Разглаживая блестящую шерстку Монитора, Володя посмотрел на нее вопросительно. И она рассказала про Люду, про Никодима Павловича и в конце рассказа совсем расстроилась.

- Ничего, бабушка, - сказал Володя, внимательно выслушав ее. - Сейчас она вернется. Подождем, - и положил на стол свои тяжелые руки.

В Усть-Курте мне не повезло. Начальника строительного района, к которому я летел на самолете из Москвы, ехал на поезде из Иркутска и тащился на розвальнях, на месте не оказалось. За день до моего приезда он отправился в управление на совещание, и по такой погоде раньше чем через неделю его не ждали.

Я сидел за алюминиевым складным столом на алюминиевым складном стуле в станционном буфете и думал, что делать.

Народу было много, мест мало. Крупный, мрачного вида бородач сел за мой стол. Весь он с головы до ног был в мехах, как Робинзон Крузо, и косолапо двигался в грузной своей одежде.

Он достал из кармана кусок мороженого мяса, самодельный - из шинного железа - неровно сточенный нож со следами звериной крови на черенке и велел принести графин пива. Потом положил меховую ушанку на пол, взглянул на мои сардельки и сказал простуженным голосом:

- Не то ешь. Заехал в Сибирь - отведай вот строганины.

Я принял себе за правило возможно реже выдавать свою профессию: журналисту следует больше наблюдать и меньше расспрашивать. И даже не расспрашивать, а разговаривать, а еще лучше - беседовать или болтать на разные посторонние темы. При этом желательно не вытаскивать из кармана блокнот и ручку и не «фиксировать» ничего на людях. А вечером, перед сном, нужно вспомнить самое интересное, что произошло за день, и записать. Это не гак трудно, как кажется. Я знаю журналистов, которые с первого чтения запоминают текст короткого документа слово в слово.

Впрочем, на этот раз таиться от случайного собеседника не было смысла. Тем более, он уже определил, что я «из России». Пришлось объяснить, что приехал собирать материал о строителях железной дороги и писать очерк.

- Про них писать где хошь можно, - сказал бородач. Он присыпал на край стакана соль, отхлебнул пиво и продолжал:- Здешний путеец ничем от российского не отличается. И «однако» не говорит и кедровый орешек не грызет. Вот бы к нам в тайгу завернул - другое дело! Продернул бы наших хозяев как полагается. Не дают рабочему лесорубу ни нормального жилья, ни культуры - хоть ты с ними что хочешь делай!