Небольшие повести - страница 44
Расстояние от «клеток» лесного массива до нижнего склада по зимнику Хромова сокращалось почти в два раза. Рассказывая о заслугах Николая, технорук не забывал и эту дорогу. По беглым подсчетам получалось, что экономия на перевозках зимой ежемесячно достигала нескольких десятков тысяч рублей.
Правда, в плохую погоду, которая здесь не редкость, рискованным путем Николая отваживались ездить далеко не все. Снежные обвалы, заносы, затяжные подъемы и спуски требовали от водителей опыта, недюжинной выносливости и физической силы. Большинство шоферов боялись зимника и предпочитали спокойную, проверенную длинную трассу.
В моем блокноте сохранился список «патриотов зимника», которые пробивались к нижнему складу в любую погоду. Это был сам Хромов, два дружка, недавно выпущенные по амнистии, странный, стиляжеских повадок парень по имени Эрик, окончивший десятилетку и зарабатывающий право поступления в институт, и тихий, безучастный ко всему дядя Леша.
В первом варианте очерка про дорогу Хромова и ее «патриотов» я писал много доброго и хорошего.
А позже вся схема была перечеркнута одним только словом: «Туфта».
Слово это означало вот что: несмотря на» то что расстояние по зимней дороге было вдвое короче, дальность возки в путевках «патриотов» показывалась по летнему километражу, то есть в два раза больше действительной.
Как только я внимательно просмотрел и сверил путевки, дело выяснилось окончательно. Шофер ехал короткой дорогой, накручивал на спидометре фиктивные километры, сливал лишний бензин у Горячего ручья и отправлялся получать премию за перевыполнение плана.
Трудности зимника служили шоферам некоторой лазейкой для совести, однако, как ни верти, налицо было преступление. Это для меня было ясно. Однако удовлетворения я не испытывал. Иногда данные достаточные для следователя, недостаточны для журналиста. Мне было непонятно главное: по какой причине умный, сильный, по-своему честный парень втянулся в грязную авантюру, длившуюся вот уже около двух месяцев.
Может быть, когда-нибудь я разобрался бы и в этом, но срок поездки давно истек, нужно было возвращаться домой.
И когда я в последний раз толкнул знакомую, обитую, как матрац, дверь кабинета Акима Севастьяновича, настроение у меня было неважное.
За письменным столом в неизменной кожаной тужурке сидел технорук Аким Севастьянович и чистил перочинным ножом свои красивые ногти. Ему не было еще и тридцати лет, но поседевшие, аккуратно зачесанные виски на приятном, покрытом гладким зимним загаром лице несколько старили его.
- Скоро едешь? - спросил он и улыбнулся.
У него была такая привычка - невпопад улыбаться. И когда он улыбался, во рту у него блестел зуб из нержавеющей стали.
- Садись. - Он кивнул на стул и некоторое время, сглатывая слюну, продолжал чистить ногти. - Садись, садись,- повторил он, хотя я уже давно сидел против него.- А то один сидит, другой стоит. Неловко получается. Чего ты там у завгара скандалил?
- Мне нужны были путевки, а он не давал.
- Небось матерком пустил?
- Нет, не пускал.
- Некрасиво получается. Солидный товарищ, прибыл из Москвы, а пускает матерком в присутствии подчиненных.
О своих подозрениях я рассказывал Акиму Севастьяновичу и раньше. Сначала он не верил, изумлялся, потом похвалил меня и посоветовал действовать аккуратней и никому ни о чем не говорить, чтобы раньше времени не спугнуть преступников. И последние подробности, о которых я рассказал, не были для него неожиданностью.
Он спокойно дочистил ногти, защелкнул ножик, аккуратно сдул обрезки ногтей со стола и спросил:
- У тебя все?
Потом вышел из-за стола и стал молча шагать по скрипучим половицам.
- Писать будешь? - спросил он наконец и улыбнулся.
- Собираюсь.
- Не рекомендую.
- Чего не рекомендуете?
- Замкни-ка дверь, чтобы рабочий класс не мешал… Тебе известно, какие задачи поставлены перед лесной промышленностью? Громадные задачи поставлены. Молодых нужно в лес загонять - холостежь в основном. Такая установка. Теперь лагерей нет: часовых ликвидировали, проволоку поснимали. Теперь, если что не так, рабочий класс и тросом в лесу не удержишь. Так и сверкают отсюда и вербованные и коренные. Две тыщи ему не выведешь - никакие воспоминания детства его тут не удержат. А ты, вместо того чтобы отобразить нашу работу, собираешься перемазать всех подряд дегтем. К нам и так народ не загонишь, а после твоей заметки сюда и собака добровольно не забежит. Ты что, мне план сорвать хочешь?