Небольшие повести - страница 46

- Вы когда едете?

- Сейчас.

- Если за баранку посадят Николая, не соглашайтесь! Пускай другого дают! Требуйте другого!

- Почему?

- Ничего не знаю! Если Николай - не садитесь!

- Подожди, Арина…

Я выбежал на крыльцо, но она была уже далеко. Мне показалось, будто она еще раз крякнула: «Ничего не знаю!» - и исчезла, словно пурга унесла ее на своих белых крыльях.

Я вернулся, закрыл форточку и сел думать. Предположение, что Аким Севастьянович назначит в «порожний рейс» того самого Николая Хромова, который совершал уголовное преступление, казалось мне невероятным. Да и Николай вряд ли согласится везти человека, который, по существу, написал на него обвинительное заключение. Конечно, он может попытаться отделаться от меня в пути, но в таком случае ему достанется втройне, - он не может не понимать этого.

Обдумав обстоятельства со всех сторон, я простился с Терентием Васильевичем и вышел.

Окна конторы были освещены. Работа уже шла.

В сплошной снежной каше появилось светлое пятно. Оно становилось ярче и светлей, и, наконец, явственно проступили зажженные фары, плывущие словно сами по себе вдоль белых сугробов.

Когда машина стала видней, у меня и вовсе отлегло от сердца. Это был видавший виды бортовой грузовик с деревянным обшарпанным кузовом и с фанеркой вместо стекла на боковой дверце. А у Хромова - щеголеватый «ЗИЛ» со звездами на новых створках. Нет, это не машина Хромова.

Я вышел на дорогу и остановился под светом фар.

Дверца кабины открылась. Водитель стал одной ногой на ступеньку и, не выпуская баранки, крикнул:

- А ну, садись!.. Еще ждать тебя!..

Это был голос Николая. Ошеломленный, я полез в кабинку и, видно, так неловко ворочался, что задел кнопку сигнала.

Машина рявкнула.

- Кому сигналишь? - усмехнулся Николай. - Никто не услышит. Видишь, какая заметуха.

И мы поехали.

Приключения этой удивительной поездки отпечатались в моей памяти так глубоко, что, кажется, через много-много лет - стоит только закрыть глаза - я увижу и тесную кабинку, и сиденье, обитое холодной, как лед, клеенкой, и фанерный листок, вставленный в дверцу взамен разбитого стекла, и едва приметную щелку, сквозь которую нестерпимо острый луч ветра резал, как ножом, щеку. Машина принадлежала Витьке, и внутренность кабины точно отражала беззаботный нрав восемнадцатилетнего молодожена: показатель температуры врал, стрелка наполнения бака неизменно стояла на нуле, для включения света почему-то был привинчен комнатный выключатель. Между прочим, Витька позаботился и о красоте: возле щитка была наклеена цветная открытка, изображающая парк в Гурзуфе, кипарисы, море и синее небо.

- По трассе поедем или вёршей дорогой? - спросил Николай. - Как желаешь?

«Вёршей дорогой» он называл свой зимник.

- Пуржит. Опасно, пожалуй.

- Ничего. Скоро притихнет. Последки выдувает.

И вот мы поехали вдоль «прижима». Я с детства боюсь высоты и долгое время не подозревал, в какой опасной близости от края обрыва двигался наш грузовик. Фанерка сослужила хорошую службу: й ничего не видел. Пурга густо залепляла ветровое стекло, «дворники» останавливались, теряли силу, Николай сгребал снег рукавицей, но через минуту мы снова ехали почти вслепую. Машина пробуксовывала в глубоких сугробах, сползала вбок, лихорадочно тряслась, и белый цилиндрик спидометра метался в разные стороны.

Чем дальше мы ехали, тем больше казалось, что Николай ничего не подозревает о моих намерениях. Держался он ровно, насмешливо-спокойно - в общем, был таким, каким я знал его в первые дни знакомства.

А вскоре я еще больше убедился, что Николай не таит против меня ничего дурного. На одном из крутых подъемов он резко посадил машину на тормоза и велел мне выйти.

- Только осторожно, - сказал он. - Гляди под ноги!

Я открыл дверцу - и ахнул.

Наш грузовик стоял наискосок к дороге, и крайний задний скат висел над обрывом. Стоило только подать машину чуть назад - и она полетит вниз. Почувствовав опасность, Николай не пожелал рисковать моей жизнью и решил выпутываться из беды один. Каким-то чудом он выровнял машину, и мы поехали дальше.

На одном из поворотов я узнал место, где Николай сливал бензин.