Небом крещенные - страница 10

Особенно донимал холод ночью, не давая уснуть. Укладываясь в постель, курсант взваливал на себя "всю арматурную карточку": шинель, гимнастерку, брюки. Надевал шапку. Один придумал заворачивать на ноги нижний край матраца, прижимая, чтобы не соскальзывал, табуреткой. Все последовали его примеру. От табуретки, лежащей на ногах, вроде тоже какая-то толика тепла.

На занятиях каждый урок тянулся долго, как день. Сидели в шинелях, писали карандашами, потому что чернила застывали на перьях.

Хорошо, когда в такой холод собачий найдется шутник, с ним теплее всем от смеха. Шестнадцатую группу веселил высоченный парень, чернобровый и краснощекий. Глаза его закачены куда-то в верхний угол — направо или налево, — и губы растянуты в бесоватой улыбке. Размахивая длинными, угловатыми в локтях руками, которые, казалось, прикреплены, как у деревянного Буратино, гвоздиками, курсант изображал разные сценки. Мим он был замечательный. Ребята покатывались со смеху.

Преподаватель почему-то опаздывал. Уже прошло пол-урока.

— Очкарик идет! — раздался предостерегающий крик от двери.

Моментально все уселись на места, воцарилась тишина. Старший группы браво отрапортовал инженер-майору.

— Итак, газораспределение M-25-го. Посмотрим, как тема усвоена… — Инженер-майор нацелился очками в журнал, выбирая по списку очередную жертву.

Они изучали мотор М-25, тот самый, что стоит на истребителе И-16. Сами не знали, зачем изучали, ведь на практике пока что не дошли даже до легкомоторных самолетов.

Вадим пробегал глазами страницы конспекта. Тревожное, сосущее предчувствие, что его сейчас вызовут, овладело нм.

— Курсант Зосимов.

— Я!

Он пошел к учебному мотору, установленному на железной треноге в углу класса. Другие с облегчением вздохнули.

Добрая школьная привычка готовить уроки на совесть сохранилась у Вадима и в армии. Материал он знал хорошо, говорил складно, умело пользуясь своим довольно обширным словарным запасом. Слушая его ответ, инженер-майор поощрительно кивал головой.

Следующим был вызван Костя Розинский. Лицо у него до последнего квадратного миллиметра засеяно рыжими, ячменными веснушками. Он ленив на редкость, за что получил прозвище Шкапа, то есть кляча. Трудно поверить, что такой безразличный ко всему на свете, тщедушный паренек был чемпионом области по боксу в весе мухи, но его земляки из Мелитополя свидетельствуют, что это правда.

— Ну-с? Молвите вы сегодня хоть слово? — прервал инженер-майор слишком затянувшееся молчание.

Костя переменил наклон головы — с левого плеча на правое, но рта не раскрыл.

— Что же, прикажете двойку ставить?

Прозвенел звонок на перерыв, но он не выручил ни Костю Розинского, ни других курсантов шестнадцатой группы. Инженер-майор решил:

— Полчаса и так проболтались, пока я был занят в учебно-летном отделе. Будем заниматься без перерыва.

Мучительно протекал второй урок, на котором инженер-майор продолжал свирепо спрашивать. До звонка оставалось минут двадцать, когда вдруг завыла сирена: тревога!..

Курсанты вскочили.

— Выходи! — воскликнул преподаватель, недоуменно пожимая плечами.

Осенью, в период сильных песчаных буранов, внезапно налетавших из соседней пустыни, курсантов часто поднимали по штормовой тревоге; на аэродроме они руками удерживали легкие тренировочные самолеты УТ-2 [2], чтобы их не расшвыряло. А какая теперь тревога? Не штормовая, потому что на дворе штиль. И, конечно, уж не боевая — до фронта отсюда тысяча километров, ни один бомбардировщик не долетит.

Сирена по-волчьи завывала. Появившийся у подъезда учебного корпуса Чипиленко строил курсантов всех групп в одну колонну. Наскоро подровнял строй, скомандовал:

— Направление на аэродром. Бегом марш!

Все-таки что-то случилось на аэродроме. Курсанты наддали ходу. Отставший Чипиленко с инженер-майором шли далеко позади.

Притрушенный снежком, гладкий, без следов самолетных колес, простирался аэродром. На окраине шеренгой стояли легкомоторные самолеты — как ласточки, усевшиеся на проволоке четким рядком.

У самолетов хлопотали механики. Поодаль расхаживал, заложив руки за спину, командир эскадрильи капитан Акна-зов, самый старший и самый строгий, судя по его недоступному виду, начальник. Хозяин в эскадрилье и во всей округе, ибо ничего, кроме маленького гарнизона, в степи больше нет.