Неизвестные страницы истории российского флота - страница 23
Доставлены 350 раненых и обожженных. Но каких раненых?! Каких обожженных?! Все тяжелые. Всюду кровь. Невероятное зловоние. Страшные, невыразимые, безумные крики лишившихся рассудка… Люди умирали на полуслове.
К своему электрику подошел лейтенант Григоренко. Этот электрик при съемке и постановке на якорь всегда проводил так называемую летучую проводку телефона для передачи с мостика приказов в корму и на бак. Завидев своего начальника, стал проситься обратно на корабль, спрашивал, скоро ли его починят, интересовался, спаслись ли командир и старший офицер, и вдруг как закричит:
— На баке! Подавайте перлиня!..
И тут же испустил дух.
В первые два дня умерли 170 человек. Похороны были потрясающими. Провожал весь город. Гудели колокола всех церквей. Гробы утопали в цветах.
На северном берегу большого рейда высится одинокий курган. Над ним, обращенный к морю, огромный, видимый издалека деревянный крест — братская могила „Императрицы Марии“. Уже после гибели линкора было установлено, что всего на „Императрице Марии“ погибли 228 человек (по другим данным, 260), а еще 232 получили ранения или ожоги».
В 1939 году вышла в свет книга воспоминаний бывшего матроса «Императрицы Марии» Т. Есютина «Гибель „Марии“» (Есютин Т., Юферс Ш. Гибель «Марии». — М. — Л, Военмориздат НКРК ВМФ СССР, 1939 г.). В книге Т. Есютин подробно рассказывает о гибели своего корабля: «Линейный корабль „Императрица Мария“ — матросы между собой называли его „Марухой“ — строился в Николаеве. Я попал на этот злосчастный корабль в 1914 г. по назначению Севастопольской артиллерийской школы, за семь месяцев до его выхода в море. Вначале я работал на корабле „Императрица Мария“ по установке электрических моторных приборов и электрических боевых проводок.
6 октября, в последний день перед взрывом, „Императрица Мария“ приняла полный запас угля и нефти. Затем была произведена догрузка снарядов и снабжения; корабль был приведен в полную боевую готовность. Предполагали, что через несколько дней „Императрица Мария“ выйдет в море для боевых операций. Матросы работали весь день без передышки. Вечером произвели так называемую ночную уборку. Устали до того, что и гулять не пошли, а поскорее разобрали свои койки с сеток и легли спать. На корабле наступила полная тишина, и к 10 часам вечера на палубе и в кубриках можно было встретить только одиноко бродившего вахтенного да полусонных дневальных, приставленных к казематам, куда были заперты наши товарищи, „провинившиеся“ за день.
Наступило утро 20 октября 1916 года. Дежурный горнист заиграл „побудку“. Ему ответили другие горнисты. По кораблю раздались голоса горнистов и вахтенных:
— Встава-ай! Подыма-айся! Койки наверх!
Я в это время служил в должности гальванерного старшины 2-й башни двенадцатидюймовых орудий и спал в башне. В рабочем отделении вместе со мной помещались еще три товарища. Они только вчера приехали из отпуска. Наверху, в боевом отделении находились шесть комендоров башни. Под нами в зарядном отделении помещались штатные гальванеры и до 35 человек башенной прислуги.
Как гальванерный старшина я тоже обязан был будить и гнать подчиненных „на молитву“, во время которой происходила „поверка“ по башням. Эта глупейшая „молитва“ была обязательна для всех, и кто не выходил на нее, того ставили после обеда „под винтовку“ на два или на четыре часа. Как тут не торопиться самому и не подгонять других! По первому рожку я вскочил на ноги, свернул свою койку, крикнул дневальному:
— Внизу встают ли?
— Все встают! — ответил дневальный.
Я обратился к приехавшим из отпуска:
— Вставай, ребята, пока боцман не видит!
Ребята заворошились.
— Дай поспать… Всю дорогу не спали!
— На молитву-то надо явиться!
— Хрен с ней, с молитвой… не пойдем на молитву и вставать не будем!
— Ну, глядите… Попадет, на себя пеняйте!
Взял я мыло, перекинул через плечо полотенце и пошел в носовую часть корабля умываться. Вдруг весь корабль задрожал, точно его покоробило. Я несколько опешил: что это значит? Но в следующий момент раздался такой оглушительный взрыв, что я невольно застыл на месте и не мог дальше двигаться. Свет по всему кораблю погас. Дышать стало нечем. Я сообразил, что по кораблю распространяется газ. В нижней части корабля, где помещалась прислуга, поднялся невообразимый крик: