Нео-Буратино - страница 43
— А где доказательства? — Агрессивный Папалексиев продолжал клевать свою жертву. При этом он вальяжно закинул ногу на ногу и непринужденно, по-барски, откинулся на мягкие подушки дивана, что указывало на его расположенность к продолжительной беседе. Тиллиму хотелось еще поспорить, Авдотья же все еще пыталась поставить его на место:
— Доказательств у меня достаточно.
Папалексиев не унимался, провоцировал, въедливо вопрошая:
— А где они, доказательства-то, ну, где? Я требую доказательств!
— Есть… есть…
— Да нет у тебя никаких доказательств!
— Есть! Послушай, я не считаю нужным что-либо тебе доказывать, не намерена оправдываться — мы не в суде, но у меня действительно есть одна книга…
— А-а-а! Ну да, книга поэта, который выделил тебя из толпы, — ехидно припомнил Тиллим, — и сказал, что ты особенная. Если это что-нибудь и доказывает, так только то, что в вашем роду все с приветом.
Эти слова были той каплей, которая переполнила чашу Авдотьиного терпения.
— Все! Это уже слишком. Я больше не желаю спорить и не хочу тебя видеть! Тебе пора, Тиллим.
И действительно, Папалексиев вспомнил, что нужно возвращать Леве мебель, что не спит некормленый кот Филька, к тому же он где-то в глубине души чувствовал, что вел себя довольно бестактно, однако это не помешало ему у самого порога обернуться и спросить:
— Слушай, а кто они были по гороскопу?
Авдотья смерила его уничтожающим взглядом и, прищурившись, презрительно произнесла, четко выговаривая каждую букву:
— Инженер человеческих душ!
Тиллим не был инженером и не вполне понял смысл такой характеристики, но все же уловил в ней скрытую насмешку и, прежде чем хозяйка успела захлопнуть за ним дверь, в шутливом тоне парировал:
— Суд удаляется на совещание!
«Хам да еще и шут гороховый, но все-таки в нем есть что-то особенное», — подумала, оставшись в одиночестве, Авдотья Троеполова и улыбнулась, вспомнив вдруг восхищенного поэта. Она знала, что Тиллим обязательно вернется, и в этом не ошиблась. Через пару минут он вернулся и доложил ей:
— У тебя, кстати, дверь была не закрыта… Ты что — обиделась? Да ладно, не сердись. Нормальная книжка про любовь. Один раз прочитать можно. Ты прости меня, такого начитаешься — у самого крыша поедет. Ну согласись, ведь трудно во все это поверить: какие-то безумные сны, бесчисленные мертвецы… И вообще, давай не будем вспоминать о нашем сегодняшнем споре? Зачем нервы-то друг другу портить? Надо будет на днях созвониться, встретиться. Может, прямо завтра? Лады?
И, не дождавшись ответа, Тиллим исчез так же внезапно, как появился. В окно Авдотье было видно, как он заспешил по Миллионной в направлении родных пенатов.
X
Домой Тиллим пришел поздно и сразу же направился к соседу-музыканту. Уверенно постучав в дверь, Тиллим нарушил ночную тишину и прервал чуткий сон Левы.
— Кто там? — донеслось из-за двери.
— Это я, Тиллим Папалексиев. Давай мебель таскать: она мне больше не нужна.
— Я уже сплю. Ты, наверное, думаешь, что во сне человеку нужны книжные шкафы?
— Брось издеваться и отдавай мою раскладушку!
— Нет, вы подумайте — я над ним издеваюсь! Разбудил человека среди ночи и требует раскладушку! Я сплю на ней.
— Зато я не могу спать: на твоем диване мне снятся странные сны. Забирай его немедленно.
— Отстань, Тиллим, иди проспись: утро вечера мудренее. Я все равно тебе сейчас не открою.
У Левы не было никакого желания таскать мебель, к тому же ему казалось, что подобные перестановки и передвижения тяжестей среди ночи у Папалексиева начинают превращаться в маниакальную страсть. Тиллим ненадолго затих, понимая, что его предложение несколько несвоевременно, но перспектива провести ночь на злополучном диване была для него неприемлема, и он опять заскребся в дверь.
— Ну что еще? — недовольно отозвался Лева.
— Хочу вернуть твою мебель.
— Да забери ты ее себе! — в ярости проревел Лева. — А мне дай поспать.
Он услышал, как заскрипели половицы в коридоре: Папалексиев отправился восвояси. «Ну наконец-то! Теперь я хоть посплю спокойно», — подумал Лева и перевернулся на другой бок, но не прошло и пары минут, как раздался упрямый стук. Папалексиев с новым рвением кинулся барабанить в дверь.