Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов - страница 11

Помню, мы еще не выбрались из нашего неуютного собачьего ящика, остро диссонирующего с модным тогда ходульным выражением «забота о живом человеке», как в нашу незакрытую дверь заглянула «фифа» из отдела кадров и спросила, какие специалисты прибыли. Как будто нельзя было подождать с этим вопросом до завтра.

Итак, в сумерки 10 ноября 1938 года мы прибыли в Усть-Утиную — временную резиденцию Юго-Западного горнопромышленного управления (ЮЗГПУ), где мы должны были получить назначение на работу. Еще не кончился рабочий день, и мы еще успели повидать знакомого по Магадану А. М. Фиша, который здесь был начальником отдела россыпных разведок, и немного знакомого по Днепропетровску Б. Л. Флерова, учившегося когда-то с одним из наших двоюродных братьев в Горном институте и служившего здесь начальником геолого-поискового отдела. Борис Леонидович Флеров отвел нас в одну из комнат на первом этаже и познакомил с геологами начальниками партий Виктором Тихоновичем Матвеенко, Ильей Романовичем Якушевым и Борисом Борисовичем Лихаревым. Все трое работали на олове и, по мнению Б. Л. Флерова, разговор с ними был бы для нас интересен. Но они продолжали начатый до нашего прихода разговор, который не касался, правда, геологии, а вертелся вокруг таежных приключений, романтики, экзотики. Рассказывал В. Т. Матвеенко о нападении беглецов на базу его партии на берегу Колымы и о том, как ему удалось решительными действиями отнять у беглецов украденное ими продовольствие партии. Разговор шел в длинной узкой комнате за столом, стоявшим у средней части правой глухой стенки, вдали от окна. В. Т. Матвеенко сидел на стуле возле этого стола, И. Р. Якушев сидел на столе, свесив ноги, а Б. Б. Лихарев стоял, как и мы. Нам было интересно слушать рассказчика, и мы не перебивали его вопросами. Из этих троих геологов только И. Р. Якушев приехал месяца на четыре раньше нас, а два других работали на Колыме уже по нескольку лет и казались нам местными старожилами.

Геолог, ученый. Закончил Днепропетровский горный институт. Работал в Восточно-Забайкальской геологической партии. На Колыме с 1931 г. Участник Второй Колымской экспедиции. С 1939 г. работал главным геологом Тенькинского и с 1941 г. Янского ГРУ. Первооткрыватель месторождений олова и золота на Колыме, в частности Бутугычагского.

С 1958 г. работал в Якутском филиале АН СССР. Лауреат Сталинской премии I степени (1946 г.). Доктор геолого-минералогических наук. Награжден орденами Трудового Красного Знамени, «Знак Почета» и медалями.

На другой день познакомились мы с начальником управления Ткачевым, его заместителем Матвеевым и главным инженером Овечкиным. Главного геолога я не помню. Его, по-моему, почему-то не было, и его обязанности выполнял Б. Л. Флеров, который был здесь заслуженным человеком, ведущим специалистом по олову, открывшим два года назад довольно крупное и в своем роде уникальное оловянное месторождение «Бутугычаг».

Именно на рудник, работавший теперь на этом месторождении и имевший тоже труднопроизносимое название, был назначен Всеволод с женой, а меня решили отправить в другую сторону, на рудную разведку имени Лазо на Сеймчане.

Путь брата лежал теперь обратно к Магадану и, не доезжая до него 90 километров, поворачивал направо на запад и продолжался еще около 230 км. Сборы их были недолги, и вскоре они отправились на свой рудник, а я остался в управлении готовиться к своей работе. Мне нужно было прочесть довольно большой отчет Владимира Алексеевича Титова, открывшего это месторождение в предыдущем году, и познакомиться с полевыми материалами Дмитрия Петровича Васьковского, работавшего в текущем году там же, производя крупномасштабные детальные исследования склонов и поиски рудных тел. Выслушивал я и рассказы Д. П. Васьковского о работе на этом месторождении. Помню, рассказывал он мне и о коде, обусловленном им с прорабом Бандурой, руководившим теперь разведкой на рудном месторождении. Этот код нужен был для передачи по радио рекомендаций, полученных в результате камеральной обработки данных исследований. Помню, рекомендация заложить канаву на участке № 3 звучала так: зарезать корову в стаде № 3. Впрочем, не ручаюсь за то, что коровой называлась у них именно канава, а не, скажем, штольня.