Непрекрасная Элена - страница 26

– Убирайтесь от стен немедленно. Да: в Каффе вас будут ждать к холодам, не ранее. Извольте явиться в жалком виде, заготовьте ценные сведения о дикарях и сказочку о том, как вас гнали и травили. Холода и полезность, запомни. Два указанных обстоятельства позволят мне обосновать милосердие, которое я запрошу и получу для вас.

– Моя дочь, – напомнил Идри, настороженно заглядывая в лицо. – Клинок… уговор…

– Не дай моей женщине повода жаловаться в Каффе, и слово не будет нарушено. Прощай пока что.

Ленивым жестом Стратег указал на темный прямоугольник лаза под стеной —узкого, устроенного так, чтобы пропустить лишь одного человека, трущегося плечами о каменную кладку. Идри ушел первым, Сулаф – последней.

Стратег долго смотрел вслед… Двое из его личной охраны налегли на запорное колесо и прокрутили его несколько раз. «Калитка» со щелчком встала на место. Она была очень тяжелой и имела толщину в метр, не менее. Стратег отвернулся и заспешил в гостевой дом.

Дочь Сулаф успела переодеться и теперь сидела, глядя в пол. Она походила на мать разве что цветом кожи – молочной с синими прожилками сосудов. Лицо имела треугольное, с маленькими пухлыми губами, хотя у матери – овальное и куда более соразмерное. Брови у девочки были едва намеченные, светлые, как и бледно-золотистая, довольно тощая коса. А волосы матери – ночная бронза… Глаза у девочки крупные, почти круглые, серо-голубые. Захотелось вспомнить: каковы они у Сулаф? Темные… жгучие… очень темные, и разрез – косо вверх, к виску. Ни малейшего сходства! Ни в чем… Но вряд ли стоит допрашивать девочку сейчас или позже. Если она и не родная в семье, тем более не признается. Ей не привыкать подчиняться. Вот и теперь, в городской одежде, она чувствует себя ужасно – но молча терпит. Жадные взгляды стража стены она заметила, но не смеет спросить о нем. Значит, есть для «дочери» нечто столь весомое, чтобы уравновесить груз предстоящих невзгод.

– В Самахе говорят на южном тартаре, – Стратег использовал именно этот диалект, без малейшего акцента. – Ты знаешь язык?

Он говорил небыстро и раздельно. Стоял у двери и смотрел сверху вниз, намеренно пристально и бесцеремонно.

– Да, господин, – голос девочки оказался высоким и звонким, она стеснялась и шептала, срывалась в писк и сразу прикрывала рот ладонью.

– Выпрямись. Не смей опускать взгляд. Не смей плакать. У тебя было время подготовиться. Одна ошибка, и я отдам тебя тому человеку, что сидел со мной рядом. Знаешь, чего он потребует? Он в своем праве, здесь его город.

– Да, господин. Никаких ошибок, господин.

Кожа девочки сделалась серо-желтой, пальцы мелко задрожали, и девочка их сцепила в замок. Стало лишь хуже, дрожали теперь и руки, и даже плечи.

– Ты здорова? Почему дрожишь? Ты голодна?

Каждый вопрос, заданный резким тоном, был словно удар кнута. Заставлял девочку прогнуть спину. Стратег не прекращал пытки словами. Он сомневался, что блеклое создание будет полезно в торге с дикарями. Тощая, как палка. Руки-прутики. Продолжает плакать, хотя ей запрещено. Смотрит в пол… Вот сделала над собой усилие, начала выпрямлять спину. Вытерла щеки руками, по-прежнему судорожно сжатыми в замок. Заставила себя смотреть на стену возле плеча Стратега. Медленно, ужасающе медленно и трудно, растянула сухие губы в подобие улыбки. Зубы несколько раз цокнули и сжались плотно, надежно.

– Я задал вопросы.

– Здорова. Ела… утром. Вчера. Господин.

– Не кланяйся в пол. В городе не принято. Меня следует звать Стратег, но можно опустить это слово. Чем короче ответ, тем он удобнее для меня. Запрещаю говорить с кем-либо в городе. Мой поверенный сопроводит тебя и скажет любому постороннему, что ты немая. Так лучше, у тебя отвратительный тягучий акцент. И вдобавок икота. – Стратег прошел через комнату, нагнулся над девочкой, стащил с её волос шарф, встряхнул и бросил на плечи. Расстегнул верхнюю пуговицу рубахи, поправил вышитый воротник. – Юрик, найди ей бусы, – громко велел Стратег. – Крупные и длинные, чтобы она могла занять руки. Захвати еще золотую цепочку работы предков. Короткую, и к ней подвеску с зеленым камнем. Сюда. Вдруг дикари оценят?