Нэпса - страница 4

стр.

В толпе тесно, жарко. Эленица взбирается на каменную изгородь сада бакалейщика и бежит по щербатым замшелым камням.

- Нэпса, упадёшь! - кричат ей снизу, но она видит: если и оступится и упадёт,- её подхватят десятки рук.

Внизу начинается кутерьма. Сверху Эленице видно, что всю улицу загородили полицейские машины и мотоциклы. Она хотела было спрыгнуть в сад бакалейщика, но там на цепи огромный пёс. Он уже не лает, а хрипит. Изгородь кончилась, перед Эленицей глухая стена отеля. Она прыгает прямо в толпу. Её подхватывают и передают с рук на руки.

- Осторожно!

- Сюда, нэпса, скорее!

Толпу стискивают всё больше и больше. Люди задыхаются, прижатые к стене, к домам. Рокот машин и мотоциклов нарастает. Наверное, они движутся на толпу, сдавливают её. Где-то кого-то бьют. Слышатся выкрики, удары, стоны.

- Скорее, скорее, нэпса!- торопят Эленицу незнакомые люди. На четвереньках она пробирается по чьим-то головам и плечам. Её бережно пoддерживают руки, такие же крепкие и сильные, как руки отца. Вот и дощатый забор рынка. Поблизости щель. Эленица с трудом протискивается в неё и попадает в торговый ряд. Но тут тоже полицейские. Они сгоняют продавцов-крестьян и орут:

- Базар закрыт! Базар закрыт!..

К счастью, Эленица замечает мышастого ослика Мустафы. Зеленщик спешно навьючивает его корзинами.

- Дяденька! - молит Эленица.- Отвези меня домой, пожалуйста!

- Тебя? - удивляется Мустафа.- Может, тебе ещё и карету подать? Иди ногами!

- Там не пройдёшь! - Эленица чуть не плачет.- А дома меня мама ждёт. Она всю ночь не спала. Папу арестовали…

Мустафа оглядывается по сторонам, наклоняет большую корзину с круглым дном, в которой привёз виноград, и командует:

- Ну-ка, полезай сюда!

Эленица осторожно усаживается в корзине на остро пахнущих листьях табака. Мустафа поднимает корзину, приторачивает её к седлу и звучно шлёпает ослика по крупу.

Корзинка качается, скрипит. Эленица сидит съёжившись.

Сначала было трудно пробиться в толпе, но потом ослики свернули на тихую улочку и стали осторожно спускаться с горы.

- Ток-ток-ток! - знакомо стучали маленькие крепкие копытца.

Мустафа шёл рядом и поддерживал корзину.

Когда стали спускаться с горы, зеленщик спросил негромко :

- Куда прикажешь везти тебя, маленькая джан? Во дворец короля или ещё куда?

- Домой!-попросила Эленица.

- А где ты живёшь?

- У старых портовых ворот.

- Уж не дочка ли ты грузчика Косты?

- Дочка.

Больше Мустафа ни о чём не спрашивал.

Наконец караван осликов остановился. Мустафа постучал в калитку.

- Э, хозяйка, не надо ли луку-чесноку? Не надо ли брынзы? Дёшево отдам, покупай скорее!

- Нет, спасибо, спасибо, ничего нам не надо! - отозвался голос матери.

Но Мустафа бесцеремонно вошёл во двор, ведя в поводу ослика, отвязал корзинку и потащил её в дом.

- Куда? Пожалуйста, не надо! - взмолилась мать.

- Ничего, хозяйка, я дорого не возьму! А могу и в долг дать…

Мустафа поставил корзину посреди комнаты, повертел над ней рукой и сказал тихим голосом, как фокусник на базаре:

- О, аллах, аллах, аллах! Сотвори чудо! Пусть из корзинки выйдет тот, кого ты ждёшь!

Эленица вылезла из корзины. Волосы её были взъерошены.

- Господи! - воскликнула мать.- Откуда ты взялась, нэпса?

- Хорош лучок? - смеялся Мустафа. Потом стал серьёзным.- А где хозяин? Не выпустили его?

- Нет…

Эленица подбежала к матери, прижалась к её коленям.

- Мама, его отпустят! Знаешь, сколько народу собралось в порту? Стоят - голова к голове. Как булыжник на мостовой.

- Ой, джан, скажешь тоже! - усмехнулся зеленщик.- Булыжник - камень. Человек - живой. Человек не может терпеть то, что терпит камень.

Хлопнула калитка, и на крыльцо ступил дед Лазар. От глаза до бороды у него синел кровоподтёк.

- Не взяли! - сказал он с порога, даже не кивнув своему приятелю Мустафе.

- Куда не взяли? - спросила мать Эленицы.

- В каталажку, Софи. Пришёл я к комиссару и говорю: так и так. Отпустите Косту Спанидиса, а меня посадите. Вместо него. У Косты семья - жена, дочка… А я один. Один на всём белом свете. Кроме Косты, кто возьмёт меня, старика, в пару - баржи разгружать? Никто. Кто даст мне ложку, хлеб, скажет: «Садись, Лазар, обедать!» Никто…