Несколько месяцев — целая жизнь - страница 7
— Пожалуй, поеду, — согласился Петрек, хоть и знал, что никуда не поедет, пока еще раз не увидит Элю. Если Эля выйдет на крыльцо, он сможет покинуть свой пост у забора, если не выйдет, ничего не поделаешь, — останется, ведь она пригласила его на обед.
— Собирайся, — командует Мариан.
— Сейчас. Сейчас буду собираться.
С умышленной медлительностью Петрек встает, подходит к велосипеду. Резко пахнут разогретая резина и лак. Краем глаза он посматривает на крыльцо, в дверях пусто.
— Переднее колесо спустило.
До известной степени это соответствует истине, но не так уж спустило, чтобы нельзя было сесть на велосипед.
— Так подкачай, — советует Лесняк-средний, нагруженный охапкой поленьев. — Насос возьми в сенях, висит на стене.
Дверь из сеней приоткрыта на кухню, где пани Лесневская встряхивает дымящийся чугун с картошкой и Эля, привстав на цыпочки, что-то достает из буфета.
Пани Лесневская, очевидно, услыхала незнакомые шаги.
— Кто там? — спросила. — Славек?
— Нет, это я.
— Ах, Петрек. Зови ребят. Обед на столе.
Оказалось, что обедать должны были все, включая Мариана и Славека.
Разлив холодную, густую простоквашу с толстой прослойкой розоватой сметаны, пани Лесневская изложила свою точку зрения на обед.
— Мы садимся за стол вшестером, так и для девяти хватит. Знаю я вас. Носитесь с утра до ночи как оглашенные и о еде не вспомните.
Напротив Петрека сидела Эля. Ничто не мешало смотреть на нее, и он смотрел и изумлялся. В чем, собственно, дело? Это верно, что она изменилась, но, право, ничего особенного. Девчонка как девчонка, даже немного похожа на Ельку со второй парты в среднем ряду, а Елька, как известно, ябеда и ревет из-за пустяков. Это, видимо, из-за жары Петрек что-то напутал, ведь очень жарко, дышать нечем, особенно здесь, в доме. Только мухи чувствуют себя превосходно, жужжат и неустанно кружатся над столом целым роем.
Когда сотрапезники доедали простоквашу с картошкой (оставив шкварки на десерт), прибыл пан Лесневский, ни с кем не здороваясь, подсел к столу и энергично заработал ложкой.
— Какие новости? — осведомился он, закончив трапезу.
— Ничего особенного, — ответствовал старший сын. — Петрек приехал на каникулы.
— Это я сам вижу. Помогали матери?
— Помогали, — воздает должное сыновьям пани Лесневская. — Без них бы не справилась.
От этого известия угрюмый лик пана Лесневского просветлел.
— О черешне помните? Пани Михалина просила, чтобы к вечеру была готова. Сказала, что возьмет.
Черешни всего три, но не каких-нибудь, деревья высокие, раскидистые, на потрескавшейся коре прозрачные затеки желтого клея. Под листьями прячутся ягоды, темно-красные, почти черные, с розовыми прожилками.
Дерева — три, лестница — одна, поэтому на ней величественно возвышается пан Лесневский. Остальные попросту карабкаются по сучьям, подтягивают к себе упругие ветки, наполняют лукошки, подвешенные на веревочках. Черешня очень сладкая, с едва уловимой горчинкой.
— Я мог бы съесть всё, — объявляет сверху Лесняк-меньшой, обрывая ягоды с макушки. Он самый легкий и может взбираться на тонкие ветки.
— Я тебе съем! — басит с лестницы пан Лесневский. — На что я тебе, умнику, куплю обувку?
— На зарплату.
— Ишь ты, хватит нам зарплаты на шестерых!
Подобные разговоры тоже давно знакомы Петреку. Однажды он слышал, как отец, беседуя с дедушкой, весьма критически отозвался о житье-бытье Лесневских.
— Посуди сам, что же получается? У Лесневского нет никакой специальности, а он уже столько лет скитается по стройкам и запустил хозяйство.
— Невелико хозяйство. Два морга[1].
— Два морга под Варшавой — это кое-что. С двумя моргами под стеклом можно жить припеваючи.
— Под каким стеклом?
Речь идет о теплицах. Огурцы, помидоры, салат, цветы, особенно зимой. Дело прибыльное.
— Возможно.
— Зарабатывает гроши на стройках, а приусадебное хозяйство наладить не желает. Это, право, какой-то анахронизм по нынешним временам. Средневековье. Явная отсталость.
— Ты помнишь, сынок, что Лесневский ушел из шестого класса?
— Это только подтверждает мою теорию.
— Как знать? — Дедушка с минуту раздумывает. — Лесневский потерял отца во время войны и, как самый старший в семье, был вынужден работать.