Нестор Бюрма в родном городе - страница 24

Я зря портил себе кровь. К тому моменту, когда я отыскал Соланж Бакан, одноклассницу и подругу детства Аньес, на девятом этаже впечатляющего бетонного блока в Ситэ-де-ла-Сурс, ей еще никто не наносил визита, не считая Дорвиля, зашедшего несколько дней тому назад. Она жива и здорова, что снимает с моей души камень. Мне не следовало бы так драматизировать события; это вредно для здоровья. В присутствии ее матери я объясняю, что я – приятель Дакоста и пришел по его поручению, что он беспокоится; ведь – что уж тут скрывать – Аньес собрала чемодан. Спрашиваю, не ответит ли она на несколько моих вопросов… Она, собственно, ничего не знает. Последний раз они с Аньес виделись во вторник, 3-го числа, у выхода из Севинье, в семнадцать часов. Что касается ее, Соланж, то она тотчас же направилась прямо домой, так как она, Соланж,– серьезная девушка. А Аньес, выходит, нет? Ну, то есть… кажется, она отправлялась прошвырнуться с целой оравой мальчишек, не имевших никакого отношения к школе. Чувствую, в качестве подруги детства лучше не выбирать таких, как Соланж Бакан. Не похоже, что она так уж недолюбливает Аньес, просто ей недостает воображения, чтобы придумать нечто действительно похожее на клевету, и потому она умолкает. Я прощаюсь как можно любезней. Ни разу в нашей беседе не всплыло имя Кристин Крузэ.

Серж Эстараш живет двумя домами дальше, на вершине другого куба. Он тоже проживает вместе с родителями, но когда я появляюсь, то застаю его одного. Это милейший юноша с лихорадочно блестящими глазами. Он уже идет на поправку и расхаживает в халате, слушая радио, насколько это возможно из-за помех, создаваемых орущими на нижних этажах младенцами. Я потчую его своей короткой вступительной речью и перехожу к вопросам. Вот уже скоро месяц, как он не виделся с Аньес, но все же он сообщает мне о ней немало интересного. Сам он входит в ту группу молодежи – алжирцев и французов,– которые тусуются в час принятия аперитива вокруг музыкального киоска на эспланаде. По его словам, Аньес была не слишком счастлива.

– Видите ли, месье, Аньес скорее скрытна. Не в ее обычаях откровенничать с кем-то. Но я неоднократно слышал, как она жаловалась на плачевное положение своего отца и, как следствие, на свое собственное.

– Дело в том, что дела Дакоста идут неважно.

– О! Дела г-на Дакоста…– Он многозначительно морщится.– Ну, не знаю… гм!… это, однако, не мешает Аньес появляться временами в шикарных шмотках.

– Что ты имеешь в виду? Я ознакомился с ее гардеробом. Между нами, он довольно невзрачный.

– Я так не считаю. Не могу вам точно описать все, что я на ней видел, но свои туалеты она меняет чаще, чем любая другая девчонка. Я даже как-то на ней видел такую штуковину с геометрическим рисунком…

– С геометрическим рисунком? – говорю я.– В стиле «оп-арт»?

– Да, кажется, это так называется. Желто-голубое.

Это именно тот ансамбль, который я обнаружил в шкафу у Кристин Крузэ. Я жду, что сейчас всплывет ее имя, но оно не всплывает. Серж Эстараш продолжает:

– Из хорошей ткани. Не какая-то дешевка. Я видел такую же модель в какой-то витрине. Это должно стоить что-то около шести-десяти тысяч. Еще у нее было демисезонное пальто… ну, знаете! Если г-н Дакоста может позволить Аньес такие капризы, не такой уж он нищий, как говорит или хочет, чтобы о нем говорили.

– Если только ее тряпки не оплачивает кто-то другой, а не отец. Вам не приходило это в голову?

– Вы хотите сказать, что… у нее кто-то может быть?

– А почему бы и нет?

– Ну уж тогда… лично я не знаю, кто бы это мог быть. Во всяком случае, не из нашей компании.

– Еще один вопрос. Несколько дней тому назад г-н Дорвиль заходил к вам справиться об Аньес, не так ли?

– Да. И я ему ответил, что не видел ее уже месяц, так как заболел.

– Понятно. А потом больше никто не приходил расспрашивать о ней? Вчера, например?

– Нет, никто.

– Ладно. Ну что ж, большое спасибо. Кажется, это все. Да, вот еще что… Когда вы говорите о Дакоста или просто произносите его имя, то у вас как будто имеются задние мысли. Вы с ним в чем-то не поладили?

Его лицо становится отрешенным.