Нет ничего страшнее - страница 3

В тот же миг тучи над озером сгустились, затянули небо, отражаясь в зрачках Лина — мрачные, свинцовые, грозные.

— Нет ничего страшнее смерти, — нараспев заговорил он. — Когда замирает дыхание, когда не бьётся сердце. Нет ничего страшнее разлуки. Когда день как ночь, когда свет как тень. Нет ничего страшнее памяти. Когда сон обращается явью, когда расступается туман.

Поднявшийся ветер швырнул в лицо сухие листья с песком, вынуждая зажмуриться.

— Нет ничего сильнее любви! — крикнул Лин. Отпустил руку, положил тёплые ладони мне на щёки, ласково сжал, проводя большим пальцем по моим губам. — Позволишь? — Ответа он не ждал. Притянул, поцеловал — сначала осторожно, едва касаясь, как будто не был уверен. Потом всё настойчивее, глубже.

От него приятно пахло — камфорой, сосновым лесом и травой. Шалфей, вспомнила я.

Закружилась голова, перед глазами заплясали огни.

…Горели свечи. На выступе у окна, в изголовье кровати, в бронзовых подсвечниках на стене у двери. Воск плавился, стекал ручейками, бесшумно падал на мраморные плиты, оставляя неровные следы.

В комнате было душно, от настойчивых ласк становилось ещё жарче. Мне не хватало воздуха, и я, тяжело дыша, отстранилась. Бреслин продолжил целовать всё, чего получалось коснуться — скулу, щеку, подбородок, шею. Я больше не собиралась сдерживать желание. Ослабила пояс, потянула за бархат — отделанный мехом лиф послушно сполз, обнажая плечи и грудь.

Бреслин замер, и я, воспользовавшись заминкой, торопливо вскочила с его колен. Отошла, позволяя ткани соскользнуть ниже и упасть к ногам.

— Что ты творишь?

Я с улыбкой поманила его к себе.

— Ты разве не догадываешься? Тогда подумай ещё раз.

Он сглотнул, облизнул губы. Вцепился в кожаные подлокотники.

— Ты хотела подождать…

— Больше не хочу. — Я перешагнула через платье, взяла Бреслина за запястье, потянула за собой к кровати.

— Почему? Что изменилось? — он попытался удержать меня.

Всё изменилось, всё.

— Ты не любишь меня?

— Конечно люблю.

— Тогда почему ты медлишь? — Я остановилась, обвила руками его шею. Шепнула в губы: — Возьми меня.

— Мы поженимся, Женевьев… — он подхватил меня на руки и бережно, будто римскую вазу, опустил на постель. — Как только во дворце закончится траур. Клянусь тебе!

— Это не важно.

— Для меня важно.

— Знаю. Но Маредуд никогда не допустит, чтобы мы поженились, — пришлось напомнить. — Я всего лишь жрица. Ты — сын королевы.

— Решать не ему, — отозвался Бреслин, стаскивая через голову рубаху. Отбросил её, навис надо мной. — Он мне не отец.

— Но теперь он король. Решать ему.

Бреслин мотнул головой. Несносный упрямец!

— Мою судьбу решают только боги, а ты умеешь с ними договариваться. Замолвишь за нас словечко?

Уже замолвила.

— Его высочество сегодня очень много болтает и совсем ничего не делает.

Он приподнялся на локте, прищурился:

— Разве?

Я с улыбкой закрыла глаза, отвечая на поцелуй.

В безлюдном тронном зале царил полумрак и пахло гарью. Огни зажжённых факелов отбрасывали на стены причудливые тени, но почти не давали света.

Маредуд восседал на троне, небрежно поигрывая рукоятью меча с позолоченной инкрустацией.

— Ваше Величество. — Я почтительно преклонила колено в десяти шагах от его обнажённого клинка.

— Встань, Женевьев. Подойди, — он нетерпеливо щёлкнул пальцами. — Ну же, не робей.

— Да, Ваше Величество.

Я послушно выпрямилась и приблизилась к нему на пять шагов.

Маредуд молча рассматривал меня. Я знала, зачем я здесь и что он собирается мне предложить. Знала, и всё равно надеялась, что моё предсказание не сбудется: сегодня или никогда. Напрасно — они всегда сбывались.

— Траур заканчивается через семь дней, — нарушил король тягостное молчание.

Я согласно кивнула, боясь дышать.

— Смерть королевы Ламберты — тяжёлая утрата для всех. Мы скорбим и помним. Но жизнь продолжается, — Маредуд зажал рукоять в кулаке, одновременно поправляя перстень на среднем пальце. — К большому сожалению, боги не были к нам столь милосердны, чтобы благословить наш короткий союз наследником.

— У королевы Ламберты уже есть наследник. — Неслыханная дерзость с моей стороны.

В зале снова повисла гнетущая тишина.