Нетронутые снега - страница 13

Вечер был уже поздний, а старатели все еще не спали. Они сидели и рассуждали, как добыть продукты.

— Золото у нас вывернулось доброе, — сказал старшинка, — это верно, а продуктов мало. Если остаться еще на одно лето, то факт — заголодуем.

— Как Шамякин, — заметил дядя Гриша.

— Какой Шамякин? — поинтересовался Андрейка.

— Вот как жрать нечего будет, так Шамякина узнаешь.

Дядя Гриша рассказал, что будто бы где-то в тайге жил охотник, фамилия его была Шамякин. Жил он один, и вот вышел у него порох, охотник стал голодать. Он не мог добыть себе даже дохлого зайца. Сильно ослаб охотник. Лежал как-то на нарах и думал, чего бы ему поесть. Мыши скреблись под нарами. Решил он поймать хоть мышь. Залез под нары и начал ковырять ножом мышью норку, а в ней оказался золотой песок. Обрадовался охотник, стал дальше копать. Пока копал, ослаб окончательно.

— Воткнулся носом в золото и помер, — закончил дядя Гриша, — с тех пор и стали говорить, что Шамякин придет. Вот как бы с нами не случилась такая же история, как с Шамякиным.

Долго судили и рядили старатели и, наконец, пришли к одному: идти старшинке к Даниле Кузьмичу и просить его о помощи.

Утро. Морозно и тихо.

Филипп Егорыч с Андрейкой нацепили лыжи и отправились в путь.

Стояла, как завороженная, тайга. Каждое деревцо куталось в пуховую кухту. Кругом ни звука, только слышно, как поскрипывает снег под лыжами.

— Эээ! — крикнул дедушка Пых, когда поднялись на пригорок.

И тайга и горы ответили:

— Эээ-эй! эй! эй!

Он в эту минуту не испытывал ни радости, ни восторга. Ему просто хотелось вспугнуть тишину, показать, что здесь есть человек. Дедушка Пых оттолкнулся палками и покатился вниз.

Быстро добрались они до юрты Данилы Кузьмича.

Когда разговор о здоровье и об охоте кончился, старшинка с суровой прямотой сказал:

— К тебе я, Данила Кузьмич… с просьбой.

— Говори, слушать буду.

Филипп Егорыч сидел против печки и в раздумье поглаживал бороду. Лицо его хорошо освещено пламенем горящих дров. Брови, как никогда, насуплены, глаза смотрят печально.

— Решили было мы уходить, да передумали, до весны хотим додюжить, а там видно будет, — говорил дедушка Пых. — Но с продуктами у нас плохо, не хватит нам, никак не хватит.

— Плохо тогда вам будет.

— И вот решили мы, — продолжал дедушка Пых, — обратиться к тебе. Все ребята просят. Помоги нам.

Трудно отказать в просьбе друга, когда у друга большая беда. Всем хорошо известно, как тяжело таскать пустой желудок, даже с тяжелой добычей идти легче.

— Я и так помогаю.

— Это верно, что помогаешь, за это мы всей артелью тебе спасибо говорим. Но вот у нас… Видишь, Данила Кузьмич, муки у нас мало и соли. Выручай нас, а то нам в пору хоть уходи.

— Соли я вас дам и мяса буду давать, ну и муки маленько можно.

— Вот, брат, спасибо за подмогу, — сразу ожил приискатель.

Филипп Егорыч стал рассказывать о своем заветном желании послать письмо в далекую Москву. Охотник выслушал его и сказал:

— Письмо в Москву… Наверно, можно сына послать, до почты довезет. Пусть в Москве знают про наше золото. Наверно, не зря повезет. Камень бросишь в реку — не найдешь. Медведя по чернотропу трудно следить. Письмо дойдет или нет, как можно сказать? Однако, сердце чует — дойдет. Давай посылать будем.

— Вот, брат, спасибо, что согласился, большое спасибо, — от души благодарил приискатель охотника.

Андрейка не спускал глаз с девушки. Любовался на ее красивые волосы, заплетенные по-русски в толстую косу. Следил за каждым ее движением, и ему нравилось в ней все. Нравилось, как она поворачивалась, немного склонив голову, как ловко расстилала мягко выделанные шкурки. Иногда Андрейка ловил ее взгляд, который и смущал его и вместе с тем вселял незнакомую, живительную бодрость.

Но вот девушка подошла и снова села рядом с Андрейкой. Они сидели немного в стороне от приискателя и охотника. Андрейка смущенно мял свою шапку.

— Красивое у тебя имя, Сарданга. Я все хочу спросить, как по-русски будет Сарданга, — насмелился наконец он заговорить.

— Тебе нравится мое имя? Это дедушка мне его дал. Я родилась рано утром. Дедушка вышел из юрты, а на небе горела красивая румяная заря, вот он и назвал меня Сардангой. По-русски это — заря.