Невидимое зло - страница 66

стр.


Кальдер весь день провел на аэродроме. Он воспользовался отлично подходящей для полетов утренней погодой и от души погонял свой биплан, выполняя в небе Норфолка разные фигуры пилотажа: бочки, мертвые петли, кубинские восьмерки и иммельманы. Но после обеда поднялся сильный боковой ветер, который не позволял взлетать и садиться. Он решил встретить Ким в больнице. После мыслей, одолевавших его накануне вечером, он решил навестить Тодда и напомнить себе, что у Ким муж, лежащий в коме.

Заезжая на парковку на своей «мазерати», он увидел, как Ким открывает дверцу арендованной машины. Он вылез и махнул ей рукой. Увидев его, Ким подошла, улыбаясь.

— Ты приехал навестить Тодда?

— Да, — ответил Кальдер.

Ким странно на него посмотрела. Она не стала спрашивать, почему он приехал, но догадывалась.

— Я пойду с тобой, — сказала она.

— Есть изменения?

— Никаких. Но я провела у него весь день. И много прочитала. — Она показала на толстую книжку, которую держала в руках.

— А другие ван Зейлы?

— Корнелиус улетел на вертолете в Лондон рано утром. Заходила Кэролайн, но сейчас она уже на пути в Калифорнию. Мы много разговаривали. Она мне нравится.

Они вместе прошли по знакомым коридорам в отдельную палату, куда перевели Тодда. У его изголовья на стуле сидела девушка, наклонившись к его лицу. Кальдер заметил ее сразу, но Ким сначала не увидела. Когда они подошли ближе, женщина обернулась. Она была молода и удивительно хороша собой: белоснежные зубы, вздернутый носик, светлые волосы собраны в пучок. Огромные голубые глаза покраснели от слез. Увидев Ким, она обомлела от неожиданности, а лицо стало мертвенно-бледным.

— Донна? — опешила Ким.

— О Господи! — вырвалось у девушки, и она испуганно прикрыла ладошкой рот. По акценту она была явно американкой. Вскочив на ноги, она бросилась мимо Ким к двери.

— Донна! — крикнула ей вслед Ким. — Донна!

Лицо Ким было белым как полотно. Губы тряслись. Прибежала сестра узнать, в чем дело.

— Эта женщина была здесь раньше? — спросила Ким. — Вы ее раньше видели?

— Пожалуйста, не волнуйтесь, Ким, присядьте. — Сестра была дородной женщиной и говорила с сильным норфолкским акцентом.

— Она здесь уже была! — констатировала Ким. — Так ведь? — Она устремила на сестру требовательный взгляд.

Та кивнула.

Щеки Ким, абсолютно белые за секунду до этого, покраснели. Она перевела взгляд на неподвижно лежавшего мужа, опутанного трубками и не подозревавшего о разыгрывающейся драме. Потом посмотрела на Кальдера — на ее лице была написана смесь гнева и замешательства.

— Пойдем, — сказал Кальдер, обнимая ее за плечи и выводя из комнаты. По ее щеке скатилась слеза, потом — другая. Они прошли в кафетерий при больнице, и Кальдер взял им по чашке чаю.

— Кто она? — поинтересовался он.

— Донна Снайдер. Преподает искусство в школе.

Кальдер кивнул. Спрашивать, что она делала в Англии и почему Ким так расстроена, не имело никакого смысла. Сначала он хотел сказать, что это какое-то недоразумение, но, взглянув на Ким, отказался от этой идеи.

— Наверное, она дожидалась, пока я уйду, — сказала Ким. — Интересно, сколько времени она уже здесь? Сидит в машине и ждет своего часа.

— Мне очень жаль, — заметил Кальдер. — Честно. Ужасно, что все выясняется при таких обстоятельствах.

— Я должна была догадаться! Я знала, что они нравятся друг другу. Они всегда общались на разных собраниях в школе, шутили и все такое. Думаю, что я даже немного ревновала. У Донны и правда такие огромные кукольные глаза, но нельзя же ревновать мужа ко всем привлекательным женщинам, с которыми он общается. — Она вздохнула. — А может, и можно! Может, я сама виновата. Примерно месяц назад, когда директор школы устраивал званый ужин, я заметила, как они сторонились друг друга, и я как дура обрадовалась. Решила, что они повздорили из-за какой-нибудь ерунды в учительской. Но так себя ведут, когда флирт переходит в интрижку, верно? Не привлекать к себе внимания на людях, а оставшись вдвоем… — Она разрыдалась. Кальдер нагнулся к ней через стол и дотронулся до руки. Другие посетители смотрели на них с сочувствием. В больнице скорбь — вполне обычная вещь.