Невозможная музыка - страница 11
— А ты не сбежал бы? — обиделась она.
Ей и так все это время было стыдно, что она бросила дедушку одного с этими бандитами. Только ведь ему было бы еще хуже, если б они поймали ее и начали мучить у него на глазах.
— Подожди, не в этом дело, — поморщился Сашка. — Скажи, почему ты именно к нам пришла?
— А что? — не поняла она.
— Странно, — Саша поднял глаза, и она едва не вскрикнула: такими они были несчастными.
— Да что — странно?
— Да всё… То, что именно орган. Мой отец был органистом.
От изумления Лилька громко втянула воздух раскрытым ртом:
— A-а… Правда? Вот это да… Бывают же совпадения! Что ж ты сразу-то не сказал?! А почему — был? Он больше не играет?
— Он умер, — сухо ответил Саша и опять перевел взгляд на ноготь. — Я думаю, что умер. А мама верит, что он жив. Я же говорил, что она — фантазерка…
— А как это вы так по-разному думаете об одном и том же?
Лильке было страшновато расспрашивать о таком, но с другой стороны, он ведь сам заговорил. Она и не заикалась о его отце.
— Мы его не хоронили. Вообще мертвым не видели. Он просто исчез. Как раз в тот день, когда получил премию. И никаких следов… Я думаю, его кто-то выследил и решил ограбить. Наверное, его затолкали в машину и увезли, — теперь Сашка шумно втянул воздух. — Я знаю, кто-нибудь из соседей видел! Не могли не видеть. Но я же говорю, они всегда молчат!
Съежившись от жалости и желания погладить его по голове, Лилька тихонько спросила:
— Если его хотели ограбить, зачем же с собой увезли? Забрали бы только деньги… А что если это тоже из-за этого органа?! Чтоб твой папа сыграл им…
Несколько секунд Саша смотрел на нее, совсем не видя, потом качнулся, будто возвращаясь в себя.
— А… Нет. Это же не здесь было. Мы тогда в Латвии жили.
— Так ты латыш? — не поверила Лилька. — А говоришь совсем, как русский.
— Я и есть русский, потому что мама у меня русская. Только папа — латыш. Пейзаж видела? Я тебе говорил, это его дядя рисовал. В этом доме, где мы сейчас, он жил. Дядя Валдис. Их сослали сюда… Ну, ты знаешь, при Сталине. Почему-то он тут и остался. И папу сюда все звал, писал ему. Тогда уже русских из Латвии гнать стали, а мы ведь с мамой русские…
— Что-то я такое слышала, — пробормотала Лилька, которой впервые стало стыдно за то, что она так плохо представляет, что творится за пределами их района. Сашка ведь все это не из "Новостей" узнал…
— Папа почему-то сам не свой становился от этих писем от дяди.
"Сам не свой", — повторила про себя Лилька, надеясь запомнить это выражение. Она уже встречала его в книгах, но никогда не произносила. Тем более так естественно, как это вышло у Сашки.
— Я так и не понял: хотелось ему уехать или нет. А когда он… пропал, дядя уже нам писать начал, чтоб приезжали. Написал, что тяжело болен.
Покусав губу, он смущенно пояснил:
— Я оказался его единственным наследником. Ну, дом этот… Теперь мой.
— Вот это да! — ахнула Лилька. — Как в кино. Наследство, дом такой шикарный…
— В Латвии и получше были.
— Так то чужие! Мне дедушка всегда говорит, что надо свое ценить, а не на чужое облизываться, — она заерзала, снова вспомнив о дедушке. — Что ж нам придумать? Где его искать?
Сашка уныло отозвался:
— Читаешь какой-нибудь детский детектив, так там всякие шпендрики такие дела раскручивают! А тут, как назло, ничего в голову не приходит… Но я, знаешь, что думаю? Искать надо не дедушку, а орган. Он же огромный, его легче найти. А если он тем козлам нужен, так они все равно до него доберутся. Там мы их и…
— Сцапаем! — фыркнула Лилька.
— Ну, хотя бы выследим. А через них и дедушку твоего найдем.
С наслаждением почесав вчерашний комариный укус. Лилька пробормотала:
— А что остается? Только как мы будем орган искать? Если они к дедушке заявились, значит, кроме него никто и не знает.
— Ну, конечно! Это же не скрипка, как его можно спрятать? Ему ведь большой зал нужен. Хотя бы, как в филармонии.
— Хотя бы? А что с ним не так?
— Маленький просто…
— Да? А твой папа в огромных играл? — Лилька вовсе не считала бестактным напоминать ему об отце, ведь сама ничего не имела против, чтобы ее спрашивали о родителях. Правда, ей и рассказать-то было нечего. Хотя иногда и хотелось…