Невозможная музыка - страница 42

У Игоря опять болезненно напряглись губы. Лилька внимательно всмотрелась в его рот и подумала, что у клоуна должен быть намного больше. Интересно, он смешной клоун или нет? Так, по виду, вообще не смешной. Но по Сашке тоже не скажешь, что он — пианист.

— Ну, не надо так-то! — взмолился Игорь, на этот раз больше обращаясь к Сашке. — Я уже чувствую себя каким-то тюремным надзирателем, которому вы от беспомощности вынуждены подчиняться.

— Никто из вас и в глаза не видел тюремных надзирателей, — медленно проговорила Иоланта Сигизмундовна, глядя мимо всех. — И не дай вам Бог! Никто из вас ничем не напоминает тех… людей. Все-таки людей, конечно. Только проклятых…

Лильке стало как-то жутковато от ее тона. Ей представились черные демоны, каких показывали в фильмах ужасов, только в форме милиционеров. Хотя в те года, наверное, и форма была другая.

Пристально всмотревшись в изменившееся лицо старой учительницы, Игорь спросил:

— Скажите, а вы не из ссыльных?

— А что, у меня проступает номер на лбу? — она попыталась усмехнуться и демонстративно потерла над бровями. — Нам, мои милые, такого клейма не ставили. Тогда что же заставило вас подумать так… верно?

— Ваш тон. Ваш выговор. Я слышал, что здесь было немецкое поселение.

— О, далеко не только немецкое! Кого здесь только не было, — она разволновалась. — А вы не знаете это место? Вы можете показать, где располагался наш поселок?

Игорь невесело усмехнулся:

— Еще бы не могу… Я там и живу.

— Там?! — вырвалось у Лильки. Она и не заметила, что схватила Игоря за локоть.

Он только скосил на девочку повеселевший глаз, но не высвободил руку:

— Точнее, чуть поодаль. Говорят, что в том месте опасно. Бывают камнепады.

"Позвать ее с собой или не звать?" — Сашка мучился этой мыслью все то время пока они заваривали на костре вечерний чай с сушеной малиной, хотя в доме имелась плитка, потом долго пили его и укладывались спать. Уснули, кажется, все, кроме него, хотя путаные впечатления должны были, если не совсем вытеснить сон, то хотя бы на время оттеснить его.

Уж по крайней мере, у Иоланты Сигизмундовны, которая несколько часов провела в полуобморочном состоянии от того, что ей то и дело чудилось: вот она узнает какое-то дерево или уступ скалы, а через минуту они уже казались ей никогда прежде не виденными.

— Оно мне совершенно не знакомо! — возмущалась она так, словно дерево было до корней виновато в том, что они не встречались раньше.

Не прошло и четверти часа, как Саша перестал надеяться на память своей учительницы и решил проверить собственную. А еще вернее, сравнить свое воображение с дядиным, ведь он не раз слышал, что нарисованное на картине может очень мало походить на то, что есть на самом деле.

Отойдя ото всех настолько, чтобы его не отвлекали не относящимися к делу вопросами, но и не теряли из виду, Саша начал пристально оглядывать все скалы, одну за другой. Хотя все они были такого же, как на картине красноватого цвета, все же казались не похожими друг на друга. Правда, и с той, что изобразил дядя Валдис, ни одна из них не совпадала.

Сашке же в эти часы хотелось найти волшебный орган даже больше, чем накануне вечером или, тем более, утром. Именно сейчас, когда чужой человек так опасно приблизился к его матери…

Опасность была во всем: и в том, что Игорь так здорово пел под гитару совсем незнакомые Сашке песни, но мама их знала, это чувствовалось, хотя она и не вторила ему. И в том, что печеная картошка, которой занимался Игорь вышла такой вкусной, а жареные сосиски шипели так, что желудок сводило. И особенно в тех взглядах, которые проникали через пламя костра, и Сашка угадывал, что его маме все труднее их выдерживать.

В ней нарастало незнакомое ему беспокойство, и Сашке это тоже не давало покоя. Хотя он и понимал, до чего это невероятно, все же подумал об отце: "Если он там, самое время ему выбираться оттуда".

Правда, ему даже себе было трудно объяснить, что мог его отец до сих пор делать в пещере. Не на органе же играть столько месяцев! Он, конечно, обожает орган, но не до такой же степени… Самому Сашке было не под силу усидеть за инструментом дольше часа. Если только Иоланта за ним не наблюдала…