Незабудки - страница 36
— Володь, ты спишь? — грянуло вдруг, как с неба. — Володь, открой! — зарокотало опять.
— Иван Петрович, вы… — простонал я вне себя.
Неверными руками я распахнул дверь. Так бы и обнял его, медведя такого, но не обнимешь ведь степенного, с постоянным выражением значительности и покоя на лице Ивана Петровича.
— А я, Володь, токо с дежурства иду. Гляжу — свет у тебя. Думаю, надо зайти, один ты тут, — тепло басил он, ворочаясь в тесной кухоньке и выкладывая из-за пазухи яйца, банку молока и кусок прекрасно пахнущего хлеба.
— Это Марья Ивановна тебе велела передать, а то, говорит, один он там, — кивнув на продукты, пояснил Иван Петрович и устроился на табурете.
— Надолго ли?
Я ответил, что ненадолго и стал, посмеиваясь, рассказывать о своих ночных страхах. Иван Петрович тоже посмеивался, а про домового сказал, что быть не может, что нынче их нету, а у меня скорее всего хорь живет, но теперь и он уйдет, под одной крышей с человеком ему беспокойно. Я заговорил о цветах. Ивану Петровичу интересным показалось, что им под землей как бы образцы имеются.
— Вот, — говорил я, — сирень. Ведь копия грозди флюорита!
Иван Петрович тревожно покосился на букет в комнате и сказал:
— Ты бы вынес ее, Володь, душит она.
— А ведь точно, Иван Петрович, — согласился я и вынес букет в сени.
— Ты лучше незабудкой нарви. Вот как раз в это самое время на нашем сенокосе незабудков этих — море. Ты их, видать, не видал, не рассказывал про них. Вот море, вот знаешь, в глазах от них рябит, будто на небо долго смотрел.
— Завтра пойду.
— Найдешь, — уверенно поддержал меня Иван Петрович. — Их ту-ут!
Он ушел. Хлопнула дверь в его доме, и снова тишина и бесконечная ночь вокруг. Подозревая возвращение всех моих страхов, я невольно подумал: «Вот чего нас сюда тянет? Что мы тут, городские, потеряли?» Но свет я выключил. Чувствительно даже сквозь стены близок стал к нашему дому поросший глухими лесами хребет Накас. Он обнял несколько этих усадеб мягкими лапами горы Ямантау и спит. Но тишина теперь стала тишиной и не больше. Будто Иван Петрович, неловко ворочаясь, сутулой своей спиной смел и унес, как паутину, дурацкие эти страхи. Будто он, уходя, оставил между нами живую ниточку связи или даже просто оживил ее, потому что такие ниточки между людьми всегда есть. Для этих ниточек и расстояния, наверное, ничего не значат. Мне ясно стали мерещиться весенние в призрачной зелени поляны меж берез и голубая рябь незнакомых мне незабудок. Тут и жена тронула меня за руку и так хорошо, почему-то тоже неправильно, как Иван Петрович, сказала: «Ты хоть незабудков мне привези, слышишь?» Но это был уже сон, один из тех, которые, как я понимаю, теперь запомнятся на всю жизнь.
РАССКАЗЫ О ДЕТЯХ
Старший брат
Мишка рос парнем добродушным. И когда одноклассник Васек в нечаянной драке вывихнул ему руку, и его за это отхлестали ремнем, Мишка очень переживал за Васька.
В субботу пострадавшие сошлись, сцепились мизинцами и шепотом пробормотали: «Мирись, мирись, мирись, и больше не дерись…» После этого переживать было нечего, и Мишка по дороге домой задумался про завтрашний день. Дома у Мишки жили только мама и бабушка. А праздновать с ними воскресенье скучно. Оставалось встретиться со старшим братом.
Зимой в пригороде славно. Нет ни грязи, ни пыли. Сугробы скрыли все по самые окна, светлые дымы колеблют на тропках-дорожках слабые тени, а если день освещен солнцем, то играют разными цветами хрустальные зерна снега.
В каждом проулке есть накатанная горка. Мишка ни одной не минул по дороге домой, но только на самой большой в его переулке он задержался, чтобы осмотреться кругом. Отсюда и виден был далекий, запорошенный буранами лес.
Здесь-то и появился брат. Он похлопал его по спине пахнущей бензином рукой (он был то шофер, то летчик) и сказал:
— Видишь, Мишка, с крыш сосульки сползли и шапку можно набекрень сдвинуть. Завтра тоже тепло будет. Мы с тобой на лыжах в лес пойдем. Туда, где летом пионерские лагеря были. Или дальше. Если нам попадется заяц, то мы его трогать не будем. Зайцы — они не вредные. Потом, наверное, мы клад разыщем.