Незабудки - страница 47

— Еще он любит девочек, которые маму слушают и ей помогают, — прибавила мама.

«Это конечно, это все любят», — подумала Маша и заглянула за печку. Никого там не было, кроме прозрачного комарика, повисшего на паутинке.

— А у нас в квартире он есть? — спросила она.

— Нет. В городе домовые не живут, — вздохнул папа. — Там печек нет.

Маша съежилась возле него. В окна глядят темные, без листвы еще деревья и один только дом виден, в котором живет иногда дядя Витя Смородин. Не воют троллейбусы, автобусы не рычат, только далеко где-то жалостно лает собака. Стало сумеречно, а фонари нигде не зажглись и у дяди Вити света в окнах нет. Но тут печка защелкала веселее и даже запела что-то теплое. Тепло по всему дому пошло, и неясный запах пропал.

Папа стал рассказывать про дядю Витю Смородина, который может побороть хоть медведя. Он три дня назад выкопал в своем палисаднике три куста смородины. «Зачем, — говорит, — у меня под окнами смородина? Я сам Смородин». Выкопал, засыпал корни землей и сказал соседям: «Забирайте, кому надо». А на месте кустов вырыл три больших ямы, чтобы посадить в них что-нибудь непохожее на свою фамилию. Что-нибудь красивое: персики или мандарины. Но такие красивые фрукты в наших краях не растут. Нашел он на базаре две яблоньки и посадил, а третью яму оставил — вдруг все же попадется ему что-то такое. То есть третья яма пока пустует.

«В ямах всегда что-нибудь интересное бывает», — подумала Маша и уснула, и не слышала даже, как ее в постель уложили.

А утром про город она уже и не поминала. На подоконнике в бокальчике стояли три солнышка «матимачехи», а за окном на веселой зелени их столько рассыпалось, как веснушек по щекам детсадовского друга Сережки Кувалева. Травка за ночь подросла, подпрямилась, вода бежала из сугроба, словно по серебряным ложкам. А дальние березы в настоящем лесу надышали вокруг веток зеленую дымку, и ее тоже хотелось погладить, как траву. Этого Маше захотелось, когда она была уже во дворе. Тут на провода над палисадником дяди Вити Смородина налетели ватагой скворцы. Засвистали, зацокали так, что в небе от них зарябило. Они как раз расшумелись над ямой, про которую папа вчера говорил. И когда мама ушла в сельский магазин, а папа собрался ненадолго к соседу Иван Петровичу, Маша сказала:

— Я буду дом от теленка сторожить. А то зайдет какой-нибудь теленок и чего-нибудь украдет.

— Ну, если тебя он украдет, — возразил папа.

— Телята детей не воруют, они сами дети, — ответила Маша. Папа с ней согласился и ушел через дорогу к Иван Петровичу.

А Маша осталась одна. И что интересно: пока папа был рядом, дом дяди Вити Смородина тоже казался рядом, а теперь отодвинулся, что ли? Идти к нему надо по длинной тропке, через лужайку, усеянную «матимачехами», жарками и какими-то бледно-лиловыми кудряшками, названия которых Маша не знала. Но скворцы все гомонили над ямой, и Маша поняла: что-то они там увидели. Маша вышла за штакетник и пошла по дорожке. Скворцы увидели ее и смолкли. Вдруг разом снялись и перелетели все на далекий тополь. Маша встала перед калиткой. Она стеснялась заходить в палисадник. Вдруг дядя Витя объявится и спросит: «Ага! Ты зачем в мой палисадник пришла?» Но вертушку у калитки она все-таки открыла — и калитка сама распахнулась, мол, заходи! Она вошла и тут же увидела яму, не очень-то и большую и ничего интересного в ней, кажется, не было. Маша подошла к самому краю и тут увидела: прямо под краем лежала будто меховая рукавица мехом наружу. Правда мех был редким, колючим, запорошенным глиной. Рукавица вдруг шевельнулась и оказалась живым настоящим ежом. Маша обрадовалась, хотела позвать папу. Ведь у нее в детсаду на шкафчике тоже еж нарисован, с яблоком на колючках, а тут — вот он, только без яблока и весь в земле. Но папа был за дорогой и за забором во дворе Иван Петровича. Маша присела и поискала глазами палочку, чтобы потрогать ежа. А он встал, опираясь на стену ямы на задние лапы, уставился на Машу грустными черными глазками и поводил туда-сюда гибким кожаным носом.

— Ты зачем сюда забрался? — спросила его Маша.