Незабудки - страница 57

И вошел.

Его охватила холодная, как вода, тьма. Он с трудом сделал еще шаг. Казалось, что кто-то мягко упирается ему в грудь — не дает идти. Сердце стучало под самым горлом… Но тьма все же немного рассеялась. Вовка различил часть стены и дверной проем на другую половину здания. Он глянул в самый темный угол — и все! Прямо в него смотрели жуткие золотые глаза. Ноги у него приросли к полу (так во сне бывает), иначе бы он побежал. Ох и визгнул он, как три девчонки сразу! А потом засмеялся мелким, как дрожь, смехом, и пошел на эти глаза. Он разглядел под ними знакомую сивую бороду.

Сивка вскочил, вспугнутый смехом, и встал.

— Сивка, Сивка, — гад ты такой, — выговаривал Вовка сквозь мелкий этот смех и попытался обнять козла за шею. Но Сивка вывернулся, подбежал к входу и замер теперь там.

— Че-орт! — услышал Вовка Егоркин, кажется, голос. Вышел на свет и тут почувствовал, как холодно было там, в здании.

Ребята обступили его. Они смеялись почти так же, как он там в темноте смеялся. А Минтина среди них не было. Сивка же стоял поодаль и обдумывал эту картину.

— Молоток, старик! — как-то даже с завистью сказал Олег. — Эй, Минтин! Иди, глянь на своего черта.

— Да я в уборную тут бегал, — отвечал Минтин из-за дерева.

По улице они шли и шумели гурьбой. А за ними, как привязанный, аккуратными подхалимскими шажками семенил Сивка. Это Олег дал ему попробовать корку от пирога.

Егорка все рассказывал, как он перепугался, когда Вовка закричал и засмеялся не своим голосом, а потом, следом — козлиная рожа из темноты…

А Минтин молчал, молчал — и выдал:

— Это черт нарочно тебе Сивку подсунул. Он не любит, когда его не боятся.

— Ага! А когда боятся — любит, — поймал его Витек. — Он к тебе ночью целоваться придет.

— Ну да-а… Я креститься умею, — неуверенно возразил Минтин. — Да их, наверное, и вправду нету. Скорее всего…

Во дворе их встретил дядя Вася. Он как раз загонял скотину во двор. Увидел он Вовку, прячущегося за него Сивку и спросил:

— И где же это вы его обнаружили?

Все загалдели, объясняя где.

А тетя Марья сказала:

— Вот видишь? Без пинков нашли, привели… Всякое животное хорошее обращение понимает.

— А я чего? Против, что ли, — сказал дядя Вася. — Лишь бы на людей не кидался, — и отступил, пропуская Сивку в загон, под навес.

— Да, старик. Теперь ты легенда. Минтин постарается, по всей деревне разнесет, — вздохнув, сказал Олег.

— А, ладно. Главное, мы Сивку домой привели, — ответил Вовка и немного, конечно, соврал. Рад он был всему происшествию. В том числе и тому, что Витек его зауважал… Ну и вот, что Сивка оказался Сивкой, а не чем-то вроде… Это ведь тоже…

И эту ночь Егорка ночевал вместе с ними. За вечерним перекусоном они договорились, что пойдут завтра на Егоркин сенокос, сгребать сено в копешки. А то — отец у него в больнице, а мать — не управляется одна.

— Мамка тоже пирогов напечет и шанег, — обещался Егорка. — А ягода у нас на сенокосе какая…

Когда они совсем улеглись, Егорка зашептал одному только Вовке:

— А знаешь, зачем я закричал? Я ребят звал… на помощь. Не веришь?

— Верю, — сказал Вовка и почувствовал в горле тот самый горячий комочек, который выжимает слезы. Он знал, что это из-за Егорки. Но почему это так — не знал. И не скоро узнает.

Домик мой стоит на берегу речки Тихони.. Рядом только Иван Петрович живет и еще баба Таня. А вся остальная деревня — на бугре. Стоят вокруг наших трех домов высокие ольхи и тополя, словно мы в лесу. Да и лес рядом. Хорошо здесь. Осенью тоже хорошо, только тоскливо немного. Ночи осенью начинаются рано, и такие они долгие, широкие, как большая река. Плывет мой домик по ночи, словно корабль, долго ему плыть до светлого берега — до утра. На дворе тьма. Тихо. Слышно, как звезды по небу чиркают и падают где-то за ольхами в лес. У Иван Петровича и бабы Тани света в окнах нет — они спят. Только у меня свет, я не привык рано ложиться.

Я сижу один и пишу письмо другу. Печка дрова жует, потрескивает ими, тепло, письмо пишется. Вдруг — зашелестело что-то в домике и пискнуло. И вижу я — из дыры возле печки вылезла мышь и печально на меня смотрит, будто спрашивает: «Ты, небось, тоже меня поймать и скушать хочешь?»