Нежданно-негаданно - страница 21

Егор Кузьмич так внушил себе опять надежду на выздоровление в связи с севом, что и в самом деле вроде лучше сделалось. Об этом он начал говорить Григорию, тот радовался, поддерживал отца:

— Конечно, возить на поля станем, отец. Какой разговор. Дело-то и на поправку пойдет.

…Андрей подъехал к дому Григория спозаранку.

Утро выдалось теплым, мягким. Весной пахло, солнышко еще не выползло из-за леса, но там было светлее, ярче, верхушки сосен на скалах казались зеленее; роса еще держалась на траве, свежестью от земли веяло, от реки прохладой.

Егор Кузьмич сидел у окошка и ждал. Как сказал ему Григорий, что завтра на сев поедут, так он и места себе все утро не находит. Весной, когда сеять начинают, всегда у него волнение возникает. Как-то все дружно, как муравьи, за это дело берутся, на душе любо. Не то что ране, когда в крестьянстве единолично жили, там вся надежда на себя, не жди ни от кого подмоги… А тут нет — другое. Сообща никакое горе не страшно… справятся. Колхоз за каждого колхозника в заботе, государство — за колхоз — вот она куда тянется, цепочка-то. Не порвется, небось ладно все.

Как увидел Андрюхину машину, схватил костыль, заковылял на улицу, торопится. А куда бы торопиться, зачем? Так видно, по привычке.

— Готов, отец? — молвил Андрей, обнимая его.

— Давно уж. Поехали.

Егор Кузьмич сел рядом с Андреем, Григорий сзади, и «Волга» покатилась в поле.

Только выехали за околицу, Егор Кузьмич спросил!

— Че это там, Андрюха, народу столь на ближнем поле?

— Сев торжественно начинать станем, отец.

Андрей подрулил к меже.

А вон Антон Фролов, лучший тракторист, слово берет.

— Егор Кузьмич, все мы порешили, что сев начинать ты станешь, тебе доверяем опустить первое зернышко в землю.

Руки Егора Кузьмича тряслись от волнения, слезы на глаза выступили. А Григорий уже вкладывает в его дрожащую руку горсть зерна и говорит ласково:

— Давай, отец.

Егор Кузьмич как-то боком подковылял к пашне, наклонился и опустил зерна в взрыхленную землю.

А люди уже окружили его, шумели, говорили вразнобой, подбадривали.

— Раз Егор Кузьмич сев открыл — урожай будет.

— Егор Кузьмич знает.

— Тепло началось, всходы появятся, веселее жизнь будет.

— А рука с ногой отойдут.

— Не унывай, Егор Кузьмич, — пойдет нога.

Егор Кузьмич кивал всем и повторял:

— Пойдет, пойдет. Че обо мне…

…Вернулись в село, Андрей завез Григория с отцом домой, а сам поехал в поля.

Егор Кузьмич хоть и чувствовал себя уставшим после такого волнения, но бодрился, был рад придуманной Григорием затее. «Вот заботится обо мне, Андрюху уговорил народ собрать. Вот и смотри на его, на Гришку-то… угадай их с Ермилом…»

Каждое утро теперь Егор Кузьмич выковыливал за околицу, садился на бугорок и подолгу глядел, как ходят по полю тракторы, снуют люди — любо на душе.

Андрею затея Григория не очень глянулась. Оторвал народ от работы, согнал в кучу, митинг какой-то устроил, скажут: ради отца и сев приостановил. Выдумками, выпячиванием себя, отца занимается. Ну работал отец, поднял колхоз, я работаю как могу. Так зачем же перегибать палку?.. Каждый день на учете. На посевную отпущены самые сжатые сроки, а тут какие-то «демонстрации» показные на поле. До райцентра дойдут слухи. Попробуй вот сейчас не уложись в сроки. Палка уже подставлена. Скажут: а «митинги» разные находил время собирать. Послушал тоже мне этого забулдыгу. С него не велик спрос. Руби там в делянах сучья, «бери больше, кидай дальше» — не велика ответственность. Заладил, затвердил: «Для отца, для отца давай устроим». Этим не поможешь. Мне не меньше его жаль отца, но два века он жить не станет.

Андрей увидел на одном из полей, что засеяно меньше половины, когда сегодня закончить должны, так распалил себя, что произнес в сердцах: «Все мы там, в земле, будем, только в разное время» — и набросился на трактористов с такой яростью, что те, ни слова не говоря, бросились к машинам, и тракторы затарахтели по полю.

Григорий, видя, как повеселел отец за последние дни, подсказал ему:

— Ты иди, отец, к польским воротам, как Андрей в поля поедет — садись в машину, проедешься, поглядишь кругом, веселее будет. Не в деревне сидеть, на людях лучше. «Может, и отойдет, поправится», — думал Григорий.